Смейся, Принцесса! - Юлия Климова

Семен Германович, Кора и Лера покинули зал, а я мужественно приготовилась к худшему.

«Только бы у Тима не было неприятностей. Хотя бы больших…»

Эдита Павловна сидела молча несколько минут, по ее лицу скользили серые тени, пальцы на подлокотниках подрагивали, украшения сверкали, глаза прожигали меня насквозь. Чтобы немного отвлечься, я принялась старательно думать о Симке, о Матвееве, о Нине Филипповне и о Бриле. Вокруг меня много хороших, добрых, понимающих… м-м… нормальных людей. Не все так плохо.

– Подобное я могла ожидать от Леры, не от тебя, – произнесла бабушка сухим, трескучим голосом. – Да, ты можешь совершать отчаянные поступки, но глупые, нелепые и преступные… – Она помолчала немного, а затем воскликнула: – Нет! Глупые и нелепые поступки ты совершать не имеешь права! – Морщины на лице Эдиты Павловны превратились в рыболовную сеть. Бабушка немного приподнялась, опираясь на подлокотники, а затем вернулась в кресло. – Как давно это продолжается?

Я сделала шаг вперед, в который раз вспомнила Нину Филипповну и ответила:

– Давно.

Тысячу лет, долгую, отчаянную тысячу лет… «Тим, где ты сейчас, где?.. Ты все знаешь? Нет, вряд ли, ты бы позвонил, предупредил…»

– Сколько?

– Я не стану обсуждать мою личную жизнь.

Эдита Павловна сдвинула брови и убийственным тоном насмешливо произнесла:

– Да? А если я раздавлю этого щенка? Если смешаю его с дорожной пылью, тогда ты снизойдешь до разговора со мной?

– Не смейте так говорить о Тиме! И не смейте причинять ему зло! – Слова сами вырвались из груди, но я не пожалела об этом. Я не имела права на трусость, и мне ни в коем случае нельзя было обращать внимания на трясущиеся поджилки. А они тряслись. О, как же они тряслись! – Тим и я… Мы два взрослых человека. Мы…

– Мы, – эхом повторила Эдита Павловна все с той же насмешкой. – Да, это «мы» существовало еще вчера, но сегодня его больше нет. – Взгляд бабушки стал колюч и сер. – Сейчас ты особенно похожа на свою мать, – с ненавистью добавила она. – Я помню каждое слово, сказанное ею тогда… Никогда не забуду, что она предала моего сына, предпочтя отца Клима Шелаева. Вашего «мы» больше нет. Я стерла его с лица земли.

До меня не сразу дошел смысл слов Эдиты Павловны, но потом мозг заработал с удвоенной силой. Что она сделала с Тимом?.. Что?

– Где Тим? – быстро спросила я.

– В твоей комнате, – усмехнулась бабушка и откинулась на спинку кресла. – В твоей комнате, дорогая Анастасия. Надо же, а мне казалось, я хорошо приглядываю за тобой… Может, это и неплохо, что ты сумела меня обмануть… Каких высот ты смогла бы добиться, если бы наконец поняла, что за кровь течет в твоих венах. Ланье. Ланье! Кора – моя дочь, Лера – одна из внучек, но ты… Ты та, которую я слишком долго ждала. Твоя жизнь – моя жизнь, запомни это! – Эдита Павловна встала с кресла и бесшумно глубоко вздохнула. – Ты принадлежишь этому дому, принадлежишь мне. Так есть и так будет.

Тим в моей комнате? Еще секунда, и я бы, как томная барышня, прокричала: «Воды, ах, дайте мне воды!» И замахала бы несуществующим веером…

Тим в моей комнате… Он жив, здоров и… ждет меня?

В первую очередь я подумала о нем, а уж потом до меня долетели другие фразы Эдиты Павловны. Нет, я не собиралась принадлежать дому Ланье, и то, что я была похожа на маму, являлось не досадным минусом, а огромным радостным плюсом.

– Это смешно, – неожиданно произнесла я. – Сейчас не восемнадцатый век.

– Целеустремленность, порядочность, интересы семьи и многое другое неподвластны времени, Анастасия. Ты не имела права встречаться с человеком, находящимся ниже тебя на много ступеней. Я довольна тем, что правда открылась и произошло это вовремя, – бабушка шагнула к окну, постояла немного, а затем резко развернулась. – Но все же, как ты могла?

– Легко, – ответила я с вызовом.

Эдита Павловна посмотрела на улицу и, помолчав, сказала:

– Наш разговор окончен, иди в свою комнату. Именно там тебя ждет правда жизни. Уже через несколько минут ты станешь другой, эмоции уйдут. Это должно было случиться. Чем раньше, тем лучше.

У меня не получилось разгадать настроение Эдиты Павловны, оно слишком часто менялось за последние полчаса. Тим…

Он ждет меня. И это самое важное! Наверняка сейчас ему требуется моя поддержка.

Я знала, какие слова произнесу, они стучали в сердце, просились наружу, горели огнем в груди!

Сорвавшись с места, я устремилась к лестнице – не раздумывая, не оглядываясь, прощаясь с этим домом навсегда. Разве мне позволили бы остаться здесь с Тимом? Конечно, нет…

Распахнув дверь, я влетела в комнату, бросила сумку на пол и, не замедляя шаг ни на секунду, врезалась в широкую крепкую грудь Тима. Страх и восторг перемешались, они лишили меня способности соображать, четким был лишь образ Нины Филипповны, придававший мне силы. После того как тетя покинула дом Ланье и стала жить с Брилем, я ни разу не видела ее несчастной или разочарованной. Она сделала выбор и не пожалела об этом (даже самого маленького разочка не пожалела!), потому что если человек близок, дорог, если есть настоящие чувства, то ничего больше не нужно. И вдвоем можно справиться с любыми трудностями.

Руки Тима легли на мою талию, он прижал меня к себе, затем немного отстранил и замер. Я подняла голову и заглянула в его глаза, коснулась светлых волос, опустила руку и задержала дыхание. Как хорошо, что лицо Тима выражает спокойствие, мол, ничего страшного, справимся как-нибудь, и не такое в жизни случается. Я знала, он сейчас мягко произнесет: «Маленькая моя Ланье», и все изменится к лучшему. Я даже чувствовала тепло его тела – спасительное тепло.

Из университета придется уйти, но на следующий год я сама поступлю в институт… выберу и поступлю… стану работать…

Мы стояли и молча смотрели друг на друга, слова были нужны и важны, но одновременно казались совершенно лишними. Вот все и произошло, все случилось, и мы свободны от этих стен. Оба.

Любовь. О ней пишут романы. Короткие, длинные, трогательные, веселые, рыцарские, авантюрные, торопливые, плавные… Разные! Любовь… Это когда все ясно. Щелк – и нет никаких сомнений. Звезды на небе занимают определенные позиции, время останавливается, души пылают, глаза сияют… Нет, никто не сможет объяснить, что такое любовь! Иногда ее нужно беречь, собирать по крупинкам и прятать в потайной карман, иногда необходимо отстаивать, а порой хватать и уносить прочь, подальше от гигантских черных костров… От костров Эдиты Павловны Ланье.

В эту минуту я отчаянно жалела, что мы мало делились своими чувствами, что прятались от действительности и… И были беспросветными дураками! Обстоятельства? Ну и что, пусть! Разве мы вспоминали о них, когда прикасались друг к другу, когда минуты принадлежали нам и мир сокращался до точки встречи? Да, у меня иногда дрожали заячьи уши, но я беспокоилась о Тиме и, наверное, остро нуждалась в определенной уверенности… Нет, бесполезно пытаться объяснить.