Потерянное озеро - Сара Эдисон Аллен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У тебя сохранился танцпол, который вы с Джорджем собирали для вечеринок? – спросила Буладина. – Помнишь, огромные деревянные квадраты, которые соединялись вместе?
– Да, видела недавно в кладовке, когда ходила за гирляндами, – ответила Эби. – Я про него совсем забыла.
– Хорошие были времена… Танцы летними ночами. – Буладина закачалась под воображаемую музыку. – По выходным Джордж даже оркестр нанимал. Помнишь? Кейт, а вы с Девин придете?
Кейт пошла к деревянной урне для мусора, стоящей возле гриля, и сунула в пластиковый мешок остатки ужина.
– Не знаю, будем ли мы еще здесь, – ответила она.
– О, а я-то думала, вы останетесь, – сказала Буладина. – Да и Эби надо помочь.
Кейт повернулась к Эби:
– Вам нужна помощь?
– В общем-то, переезд намечается большой, – проговорила Эби, сгружая остальные тарелки и чашки на поднос. «Да, переезд будет большой, даже очень, – подумала она. – Просто выше крыши».
– Буду рада помочь, чем могу.
Эби помолчала, не зная, что ответить. Лизетта, похоже, помогать не собирается. Правда, благодаря ей у Эби остается предлог не переезжать вовсе.
– Ты уверена?
– У Девин сейчас каникулы. Все наши вещи уже на новом месте. Я скоро должна выйти на работу в агентство недвижимости, которым владеет моя свекровь, но когда именно, еще не решено.
– А вы, значит, агент по недвижимости? – спросила Буладина.
– Нет, у нас с мужем был велосипедный магазин… – Кейт помолчала. – В прошлом году мужа не стало, и я продала бизнес.
Эти слова слегка отрезвили Буладину.
– Простите, – пробормотала она.
– Что ж, если вы действительно намерены немного здесь пожить, я от помощи не откажусь, – смиренно сказала Эби.
Прощальная вечеринка. Помощь в переезде. Все становится на свои места. Она до сих пор гнала от себя мысль, будто появление Кейт и Девин – это знак, и ничего продавать не нужно, потому что найдется способ спасти пансионат. Глупо, конечно, ведь ее родственники никогда не приносили хороших вестей.
Буладина в честь принятого решения отхлебнула полбанки вина и со стуком поставила ее на стол.
– Отлично! Значит, на вечеринке будет уже пятеро, – провозгласила она. – Нет, шестеро! Мы устроим праздничек днем, так что Лизетта тоже приглашена.
Кейт ничего не поняла:
– А Лизетта вечером не может?
– Лизетта считает, что есть вечером – не к добру, поэтому после захода солнца ничего не готовит. Вот почему у нас в столовой только завтрак и обед, а ужина нет. Джордж специально соорудил эти жаровни, чтобы гости сами готовили по вечерам.
Эби улыбнулась, увидев, что Кейт смотрит в сторону дома, где на втором этаже горит одно окно – в комнате Лизетты. По стеклу скользнула тень, словно Лизетта подошла к окну и наблюдала за ними.
– Наверное, мы вам кажемся странными, – сказала Эби.
– Вовсе нет. – Кейт покачала головой. – Именно это мне больше всего и запомнилось, когда я сюда приезжала.
Вдруг в отдалении послышался звук, который трудно с чем-либо спутать, – звук хрустящих по гравию автомобильных шин. Все как по команде повернули голову. Вскоре сквозь деревья прорезались лучи автомобильных фар. Кейт оглянулась, ища глазами Девин, испуганно позвала ее. Девин уже успела потерять интерес к лягушке и носилась по лужайке от одного освещенного места к другому. Она тут же прибежала к матери.
«Странно, – подумала Эби, – кто бы это мог приехать?»
Из темноты показалась темно-синяя «тойота», сделала круг и остановилась возле главного здания. Из нее вышел сухощавый человек лет шестидесяти с небольшим. Он застенчиво улыбнулся, поднял руку и помахал.
– Ага, теперь нас семеро! – радостно воскликнула Буладина, записывая его имя в блокнотик.
– Если он останется, я, так и быть, приду на вашу вечеринку, – изрекла Селма.
Буладина неодобрительно цыкнула:
– Ты же знаешь, он приехал не ради тебя.
– Это не значит, что я не могу с ним танцевать.
– Кто это? – спросила Кейт.
– Джек Хамфри, – сообщила Эби. – Тоже приезжает сюда каждое лето. Влюблен в Лизетту уже целую вечность. И знает, что сейчас у него есть последняя возможность. Посмотрите на Джека внимательно. У него лицо человека, который наконец очнулся.
– Мне это чувство знакомо, – отозвалась Кейт.
Как много Эби хотелось сейчас ей сказать! Хотелось объяснить, что пробуждение интереса к жизни после долгой скорби исключительно важно, что многим женщинам у них в роду так и не удалось справиться с собой, что она гордится Кейт, которая борется до конца, стремясь вернуться к нормальному существованию. Но она ничего говорить не стала. Она была способна уладить многое, но только не в семейных делах. В этой области все настолько сложно, что оставалось лишь смириться. Именно поэтому Эби и уехала из Атланты. Она сжала руку Кейт, а потом вытащила из мусорного бака пластиковый пакет и пошла к дому, чтобы поприветствовать Джека.
Потому что Лизетте давно пришла пора тоже проснуться.
Глава 5
Когда было еще совсем тихо и темно, хоть глаз выколи, Лизетта проснулась. Она поднялась и стала тихонько одеваться. Натянула шелковое белье – такие вещички до сих пор посылала ей из Парижа престарелая мать. Прохладное и скользкое, оно облекало тело, будто окутывая волной свежего воздуха. Покинув Париж, Лизетта поначалу мамины посылочки выбрасывала – из принципа. Она уже не была той тщеславной смазливой девчонкой, которую когда-то знала ее мать. Но прошло время, и для белья Лизетта стала делать исключение. Какое тут тщеславие, если, кроме тебя самой, твое красивое белье никто не видит? Потом она надела синее платье и свежевыстиранный фартук, пахнущий лимонным мылом, которое Эби использовала для стирки простыней и полотенец. Единственное мыло, побеждающее запах плесени – а от него не так-то просто избавиться в вечной сырости.
Лизетта беззвучно сошла вниз, чтобы приготовить завтрак, но сначала слегка приоткрыла скрипучую дверь в спальню Эби и убедилась, что та дышит. С тех пор как умер Джордж, она каждое утро заглядывала к подруге. Эби не знала об этом. Ей очень не нравилось, когда Лизетта слишком о чем-то беспокоилась. В этом смысле они были не равны. Одной только Эби, все умеющей и уверенной в себе, было позволено беспокоиться, в том числе о чувствительной и капризной Лизетте.
Она включила в кухне свет и принялась за работу. Стояла тишина, ни шороха, ни стука. С годами Лизетта заставила себя привыкнуть к утреннему затишью, несмотря на то что когда-то больше всего любила вечернее время, с его искрящимся весельем и атмосферой всеобщего возбуждения. Эту черту Лизетта точно унаследовала от отца и не отрицала этого. Его ресторан не закрывался до утра, работал дольше всех прочих в Париже, что притягивало натуры творческие и беспокойные.