Странная жизнь одинокого почтальона - Дени Терио

Хотя его здорово штормило, Билодо встал и выплыл в коридор. До его слуха вновь донесся хохот Робера. Хватаясь за стену, почтальон добрался до гостиной и застыл на пороге. Друг, в трусах и рубашке, развалился в кресле на колесиках, подкатив его к письменному столу. Он что-то пробегал глазами, явно хохоча над прочитанным. И это «что-то» было не что иное, как хайку Сеголен.

Ящичек стола был открыт. Разбросав по столу стихи молодой женщины, Робер по очереди брал их в руки, осквернял своим кощунственным взглядом и даже осмеливался читать вслух хриплым голосом питекантропа:

— Одеваясь в лавины/они ощетиниваются острыми камнями/но сердце у них доброе, — произнес Робер, прыская со смеху. — Ну не умора ли?

При виде коллеги, который сидел в нижнем белье, держал в своих неуклюжих пальцах нежные творения Сеголен, марал их взглядом косых глаз и сальным смехом, Билодо почувствовал, что кровь в его жилах застыла. Бесцветным голосом робота, собирающегося вот-вот преступить Первый закон, он приказал Роберу вернуть ему письма, но тот, похоже, даже не думал подчиняться.

— Погоди, — ответил он, перебирая бумаги, — тут есть еще прикольнее.

И вновь взялся за свое, прочитав очередное хайку крикливым фальцетом. Билодо рванулся вперед. Предвидя, что друг вот-вот на него набросится, Робер вскочил на ноги и отбежал в противоположный угол комнаты. Почтальон ринулся за ним, желая во что бы то ни стало отнять бесценные вирши. Разгадав наконец маневры злобного паяца, он все же ухватил их, но тот, как последний идиот, ни за что не хотел с ними расставаться… И неизбежное случилось… Билодо ошеломленно посмотрел сначала на порванные страницы в руке Робера, потом перевел взгляд на те, что сжимал он сам.

— Опаньки! — фыркнул Робер.

— Пошел вон! — лишенным эмоций голосом бросил Билодо.

— Расслабься! — нахально ответил коллега. — Не стоит так нервничать из-за пары-тройки дерьмовых стишков.

Что он там сказал? «Дерьмовых»? Кровь почтальона в мгновение ока достигла точки кипения — с той же скоростью, с какой до этого застыла в жилах. Его кулак сжался, ринулся вперед и въехал прямиком в нос Роберу, который пробил головой цветки сакуры на ширме и рухнул на чайный столик по другую ее сторону. Билодо подошел и вырвал у него из рук обрывки страниц. Коллега кое-как поднялся на ноги, держась за расквашенный нос. Ему даже хватило наглости на это разозлиться — ругаясь и жестикулируя, он хотел в ответ тоже нанести удар, но тот цели не достиг и лишь скользнул по уху Билодо, который врезал ему справа прямо под дых. Робер тут же сдулся, растеряв вместе с кислородом всю свою агрессивность. Воспользовавшись этим, Билодо схватил его за шкирку, потащил к выходу, открыл дверь и вышвырнул на улицу. Три ступеньки лестницы Робер проехал на пятой точке. Билодо бросил ему вдогон одежду и запер дверь.

Молодой человек никак не мог прийти в себя от изумления. Он, никогда даже мухи не обидевший, не пожалев, что не смог ее предварительно усыпить, ударил своего лучшего друга! Хотя если уж совсем откровенно, то друга бывшего. Впрочем, в тот момент у него были дела поважнее. Для него настал час суровых испытаний: многие самые очаровательные хайку Сеголен были разорваны в клочья. Не обращая внимания на крики и оскорбления, которыми Робер осыпал его на лестнице, равно как и на неистовые удары в дверь, он взял моток скотча и принялся склеивать страницы, ставшие для него предметом такого поклонения. Робер снаружи перешел к угрозам, клялся, что бывший приятель просто так не отделается и еще за это поплатится, но Билодо ничего не слышал, поглощенный сложной хирургической операцией, имевшей целью воскресить изуродованные стихи.

И только много позже, когда крики Робера стихли, а хайку Сеголен были восстановлены, Билодо, сунув в карман куртки руку за письмом, чуть не отправленным накануне, обнаружил, что его больше нет. Оно исчезло. Вместе с написанной им танкой.

Он не мог припомнить, что с ним случилось. Может, он банально потерял его во время злоключений минувшего вечера? Или это мерзавец Робер его спер?

Переступив в полдень порог «Маделино», Билодо увидел, что Робер, в компании своих неизменных дружков, сидит в давно облюбованном почтовыми служащими углу. Не заметить его распухший, сизого цвета нос было очень и очень трудно. Билодо почувствовал, что в него выстрелил целый залп враждебных взглядов — Робер наверняка выдвинул свою собственную версию нападения на его драгоценный орган обоняния. Стараясь не обращать внимания на злобную атмосферу, Билодо уселся за стойкой. Таня поставила перед ним тарелку супа, и он погрузил в него ложку, думая, как поделикатнее разузнать об исчезнувшей танке. Неужели письмо действительно взял Робер? О том, чтобы спросить его напрямую, не могло быть и речи, тем более в присутствии посторонних. Как же все выяснить, ничем себе не навредив? Как сделать так, чтобы бывший друг не воспользовался ситуацией, а если стихи действительно у него, то как избежать унижения, извинений, а может, и чего похуже — в зависимости от его настроения? Билодо рассеянно жевал китайский пирог, надеясь, что Робер сам внесет ясность, подойдет к нему и назначит выкуп, но ничего подобного не случилось — поведение коллеги недвусмысленно свидетельствовало о том, что все его намерения по отношению к бывшему другу сводятся лишь к одному — ненавидеть его до скончания веков.

После обеда Билодо, выходя из туалета, чуть не столкнулся с Таней, дожидавшейся его у двери. Молодая женщина, лучезарно улыбаясь, заявила, что хотела бы его отблагодарить. Как за что? За стихотворение конечно же. В этот момент почтальон увидел в ее руке лист бумаги. Танка!

Со слезами счастья на глазах девушка рассказала, как приятно была удивлена, когда увидела стихи на стойке, рядом со счетом и деньгами. Призналась, что была очень тронута, стыдливо опустила глаза, покраснела и добавила, что испытывает к нему сходные чувства. Билодо, который долго не мог прийти в себя от изумления, наконец понял: она подумала, что танка посвящена ей, что он, как и обещал, написал ей стихотворение и что… Все это было так дико, что у него перехватило дух. Не в состоянии связать и пары слов и уж тем более не желая лишать Таню иллюзий, он лишь изобразил на лице глуповатую улыбку. Посчитав, что его замешательство объясняется единственно робостью, молодая женщина проявила такт, ни на чем настаивать не стала, довольствовалась лишь тем, что в последний раз взглянула на него горящими глазами, и вернулась к своим обязанностям. Билодо вновь обрел способность нормально дышать. Ситуация не только вышла из-под контроля, но и набирала обороты. Автора этой гнусной затеи далеко искать было не надо: дьявольская улыбка Робера, сидевшего на противоположном конце зала, с лихвой все объясняла. Как же он наслаждался своей местью, мерзавец! Било до схватил куртку и поспешил к выходу, попутно ответив на приветственный, проникнутый самыми сладостными намеками взмах рукой, адресованный ему Таней. Почтальон в бешенстве подошел к фургончику Робера и стал ждать.

Коллега явился десять минут спустя. Все с той же ликующей ухмылкой на устах, мерзким секретом которой он владел в совершенстве, Робер спросил, когда свадьба. Билодо возмущенно упрекнул его в том, что он лицемерно впутал Таню в разборки, кроме их двоих, никого больше не касавшиеся. Робер насмешливо заверил его, что лишь хотел сделать Тане приятное, хотя и никогда не понимал, что она могла найти в таком вонючем козле, как он. Билодо признал, что действительно был козлом, раз не заметил раньше, что Робер — лишь грязная псина, из породы самых гнусных и злобных. На что коллега ответил, что это все же лучше, чем быть занюханным идиотом, который всю свою жизнь не вылезал из задницы, и предупредил Билодо, что еще ему покажет, потому как теперь между ними вой на. После чего завел машину и круто рванул с места.