За мертвой чертой - Александр Кучаев

Больше всего ольмапольцам запомнился случай с охотой на горных архаров, водившихся на скалистых предгорьях Кош-Ольмача, в которой участвовал полпред российского президента в Госдуме Косолапкин. Горные архары эти, между прочим, занесены в международную Красную книгу и Красную книгу России как редкое животное с постоянно убывающей численностью. Охота на них была под абсолютным запретом.

Но российские законы писаны для простых смертных, а для высоких сановников они не более чем сортирная бумажка при случае.

Короче, полетел новоявленный московский гость на вертолёте охотиться на бедных архаров. В тёплой компании местных мандаринов. Не прошло и получаса, а на их счету уже было четыре или пять краснокнижных животных, крупных, килограммов по сто восемьдесят. Однако этого количества им показалось мало, и охоту было решено продолжить.

На беду или на счастье, это опять уж для кого как, вертолёт зацепился лопастью за гору при попытке захода для зависания. И потерпел крушение. Как раз в то мгновение, когда Косолапкин уже прицелился в очередную свою жертву.

Но, видимо, Бог пожалел горного барана. А браконьеров не пожалел. При крушении, кроме Косолапкина, насмерть разбились вице-премьер правительства области, председатель комитета области по охране животных, сотрудник аппарата Госдумы и несколько членов экипажа вертолёта. Лётчиков, конечно, жалко, они народ подневольный, а что касается чиновников, то туда им и дорога. От них все наши беды.

Я был вне себя от радости, что им крышка настала. На душе такая благодать разлилась – словно боженька по ней босичком пробежал! Да для всего Ольмаполя тогдашний день великим праздником выдался, радовались и стар и млад.

А несколько человек выжили, и вместе с ними какой-то эксперт из Госдумы. Его, жирного борова, ещё по телевизору показывали, как он, лёжа в больничной палате, возмущался в видеокамеру по поводу реакции обычных граждан на случившуюся катастрофу.

– Это надо же, – говорил он, – животных жалеют, а к нам никакого сочувствия! А мы ведь столько страданий перенесли!

На самом же деле жалко было, что он тоже не окочурился.

Всех этих преступников потом оправдали. Ну да, рука руку моет. Исполнительная власть – одна рука, а судебная – вторая. Вот если бы на месте браконьеров оказался кто-нибудь из простолюдинов, то дали бы на полную катушку.

С простыми ольмапольцами, не считая ближней прислуги, обитатели этого самотворного рая редко пересекались. Только если задавят кого на своих иномарках или сами разобьются. В первом случае к делу подключались адвокаты и прочие юристы с целью охранения нуворишей от поползновений возмущённой черни. Во втором случае к выполнению профессиональных обязанностей приступали врачи или гробовщики.

Лично мне изобильная жизнь ольмапольской элиты напоминала картинку из Древнего Рима, на которой были показаны тогдашние бани – термы.

В термах возлежали, пили благородные напитки и вели возвышенные светские беседы достославные патриции. А внизу, под подземными сводами, словно черти в аду, гнули спину, изнемогая от жары и духоты, истопники-рабы. Изо дня в день до самой смерти не переставали они поддерживать в печах и, следовательно, в термах нужную температуру.

Я чувствовал себя одним из этих рабов.

Хоть мой амиго и утверждал, что он из параллельной среды обитания, но у меня всегда таились сомнения по этому поводу. Ещё больше они укрепились, когда я узнал, что этот господин несколько раз посещал городское кладбище.

Отправлялся туда дон Кристобаль втихаря, ни словом не обмолвившись, но мне ведомы были его пути-дорожки, потому что ещё в первые дни нашего знакомства он одарил меня некоторыми своими качествами, и я стал способен, кроме всего прочего, зрить на расстоянии.

На кладбище он посещал могилу некой Марии Кузьминичны Михайловой, похороненной в тридцать девять лет; плакал, обнимая невзрачный холмик, и приводил могилу в порядок, орудуя обычной штыковой лопатой. Путаны, взъерошены были в эти минуты мысли испанца (испанца ли?), но из того, что мне удалось почерпнуть в хаосе его мозговертений, я пришёл к выводу, что в земле лежит его мать.

– Вы ведь понимаете, Аркадий, – сказал однажды дон Кристобаль, – в таком состоянии ваше общество не должно больше оставаться, промедление для него смерти подобно.

– Конечно, понимаю, – ответил я, думая о том, что моего собеседника, видимо, зациклило на этом пункте. Несколько дней назад он то же самое говорил, чуть ли не слово в слово. – Как понимают и абсолютное большинство других. Потому-то многие, особенно наименее просвещённые, и поддаются диким инстинктам, и воруют, и развратничают, и совершают другие не очень красивые дела, словно перед концом света, когда осталось только последний раз погулять и затем сразу умереть.

– Тогда надо действовать, чтобы изменить ситуацию.

– А как?

– Для начала надо сменить мэра вашего города. Ведь он вор, мошенник или, как в нынешнее время принято говорить, коррупционер. И вокруг него, всё его окружение – тоже воры, мошенники, продажные твари. Скоро выборы городского главы. Надо сделать так, чтобы у власти оказался достаточно умный, честный, порядочный человек. Есть ли у вас такие?

– Дон Кристобаль, о городе вы знаете не меньше моего, и вам известен расклад политических сил. Одна партия – «Объединённый Ольмаполь» – под общим руководством Федотова правит бал, а остальные ей подыгрывают.

– Конечно, мне это известно. Но хотелось бы, чтобы вы высказали своё мнение по поводу выборов.

– Хорошо, я скажу. Лично мне знаком лишь один честный, бескорыстный человек, который, думается, вполне подошёл бы по своим деловым качествам, если бы не одно «но». Это бывший журналист Виктор Алексеевич Черноусов. Здесь его материалы ни разу не публиковали, а только в областных и центральных газетах. Кроме как о коррупции он ни о чём не писал и не один раз рассказывал правду о местных олигархах и их покровителях. Пока его не отдубасили стальной арматуриной прямо на задах собственного дома. С тех пор Черноусов не вылезает из инвалидной коляски, редко покидает пределы своего дома и огорода и толком не владеет ни головой, ни речью. Сами понимаете – какой из него руководитель!?

Бывший корреспондент жил на Амбарной, через три дома от меня. Однажды я помог ему выехать из калитки на улицу, и ещё мы с ним несколько раз беседовали. Проникшись ко мне доверием, Черноусов рассказывал о «кухне», где варилась наше провинциальное политическое хлёбово.

Именно из его слов я получил первоначальное вполне достоверное представление, какой навар имеет ольмапольская чиновная верхушка от поборов с предпринимателей, и как они распиливают между собой государственные денежки. Какой процент пирога у мэра, какой – у главного прокурора, начальника милиции и их присных, и как одна служба покрывает другую. И в каких случаях используется явно криминальный элемент.

Например, в эпизоде с избиением самого Черноусова.