Семья в огне - Билл Клегг

Между соснами начинает мелькать что-то голубое, и Джун на секунду теряется. Где это она? Останавливая машину, она мысленно представляет себе карту местности. Ах да. Монтана. Национальный парк «Глейшер». Озеро Боумен. Она глушит двигатель и наблюдает, как сквозь сосны ей является озеро. В голове тут же всплывает очередная сцена из детства Лолли: однажды поздно вечером та увидела в окно мигающий огонек, решила, что это НЛО, и отказывалась спать, пока они не выйдут на улицу посмотреть. Они вышли. Конечно, это оказалась всего-навсего звезда, которую то открывали, то закрывали ветви деревьев. Но Лолли была убеждена, что стала свидетелем чего-то необычайного.

Джун выходит из машины и ищет взглядом тропинку. Сосновый бор очень густой, и даже среди лета здесь прохладно. Она достает из машины свой жакет, накидывает его на плечи и только тогда решается сойти с дороги. Под ногами тихо похрустывает хвоя, а над головой переговариваются птицы, когда Джун идет к полянке рядом со скалистым пляжем. С полянки открывается вид на все озеро, узкое и длинное, ближе к дальнему концу мягко изгибающееся влево. Невероятно прямые сосны растут на низких холмах у самой кромки воды, а за ними возвышаются горы. Пейзаж напоминает северную Шотландию, хотя эти холмы выглядят моложе, не такими потрепанными.

Солнечные лучи попадают на поверхность взрыхленной ветром воды, и результат просто ослепительный. На секунду мир превращается в свет. Джун зажмуривается, но внутренне капитулирует перед этим светом и жаждет в нем раствориться. Забытье заканчивается так же быстро, как наступило: солнце заходит за тучу, возвращая краски и форму деревьям, холмам, горам, галечному пляжу. Джун ждет, когда солнце выйдет из-за тучи, и наконец оно выходит. Она чувствует его жар – колоссальный, безупречный – и вздрагивает, когда он вновь сходит на нет. Дожидаясь возвращения сияющего ничто, она вспоминает душ, который принимала четыре-пять дней назад в дешевом мотеле города Гэри, Индиана. Напор был такой сильный, что, когда струи воды ударили ей в шею и затылок, она увидела звезды. Джун стояла в душе очень долго, пока горячая вода не закончилась. И еще она вспоминает утро после ночи в машине, где-то на границе Северной Дакоты, когда она проснулась от гула школьных автобусов и детских криков. Затекшая и полусонная, она, моргая, смотрела на детей в футболках и шортах, с рюкзаками за спиной и ланчбоксами в руках. В ту секунду она полностью забыла, кто она такая и что тут делает. Рядом было какое-то здание из светлого кирпича, автобусы, американский флаг на белом шесте. Все это она видела впервые, и в голове почему-то не было ни одного воспоминания. Однако это не напугало ее, а, наоборот, принесло неизъяснимое облегчение. Чары исчезли, как только она увидела свой жакет в щели между пассажирским сиденьем и дверью. Один взгляд на помятый лен – и все воспоминания до единого моментально к ней вернулись, включая последнее: о том, как ночью она свернула с трассы и хотела найти мотель, но вместо него нашла тихое местечко на парковке возле школы.

Вновь собираются тучи, и поверхность воды темнеет. Теперь Джун отчетливо видит форму озера в виде длинного прямоугольника. Оно ровно такое, как говорила Лолли. «Безупречное», так она его охарактеризовала в своей открытке. После первого курса университета Лолли отправилась в длинное путешествие через всю страну и нашла первое безупречное место – первое за всю дорогу? Или, быть может, первое в жизни? Открытка пришла через месяц после ее отъезда – первая и последняя весточка от дочери из того путешествия. За всю жизнь Лолли отправила маме всего четыре открытки, и эту, последнюю, Джун сохранила. Она лежала в одной из телефонных книг и сгорела вместе с домом, однако фотография озера стоит у нее перед глазами по сей день, как и почтовая марка, и рубленые предложения в «телеграфном стиле», втиснутые между краем открытки и лондонским адресом Джун:

«М., это безупречное место. Первое на моем пути. Вернусь в Н-Й в начале августа. До скорого, Л.»

На фотографии у гор были заснеженные пики, но сейчас, под жарким летним солнцем, это просто голый камень. В остальном все выглядит так же. Здесь ничего не меняется, думает Джун, а потом вспоминает давным-давно прочитанную статью о глобальном потеплении и постепенном исчезновении ледников в национальном парке «Глейшер». Глядя на это озеро и горы, она гадает, когда исчез ледник, создавший эту красоту, и сколько он продержался. Быть может, Лолли даже видела его следы?

Когда дочь смотрела на озеро, ей было восемнадцать. Восемнадцатилетняя, злая, только-только вырвавшаяся на свободу. До окончания школы она жила с отцом в Нью-Йорке. Джун никогда не пыталась поставить под вопрос или оспорить ее решение остаться с папой после развода, но это был страшный удар. Особенно больно было услышать новость от Адама, а не от самой Лолли. Джун и подумать не могла, что дочь захочет остаться в Нью-Йорке, но та ясно дала понять, что ее решение не подлежит пересмотру, равно как и решение Джун переехать в Лондон. Рождество они отпраздновали вместе, в Коннектикуте, но праздник быстро закончился: как только Лолли открыла подарки, Адам уехал обратно в город. Не было никакой ссоры или скандала, просто он тревожно ерзал на стуле, а Лолли молчала. Она умоляла отца взять ее с собой, но он настоял на том, чтобы она провела это время с Джун, ведь та вернулась в Штаты всего на две недели. Лолли ушла к себе, и оставшиеся дни они с Джун провели в полной тишине, на разных этажах дома. Лолли отказывалась даже есть вместе с мамой: таскала наверх миски с гранолой и бесконечные чашки кофе. Следующее Рождество Джун провела в Лондоне, а в последующие годы, пока Лолли училась в Вассаре, они с Адамом по очереди проводили с ней то само Рождество, то его канун.

Лолли ни разу не приезжала в Лондон. За пять лет ни разу не посетила открытую Джун галерею. Никогда не видела ее бывший каретный дом в Ислингтоне. Не приняла ни одного приглашения матери попутешествовать вместе по Европе, Шотландии или Ирландии. Лишь изредка отвечала на ее звонки – и то лишь затем, чтобы избежать ссоры или серьезного разговора. Почти не писала электронных писем, а когда появилась возможность отправлять СМС, очень редко присылала короткое оправдание своему молчанию: «Позвоню на выходных. Аврал. Не смогу приехать в Н-Й, когда ты будешь здесь. Прости». Она часто употребляла это слово – «прости».

Солнце возвращается, и озеро вспыхивает вновь. Птицы умолкают, и Джун слышит возмущенный крик Лолли в тот вечер, когда они с Адамом сообщили ей о принятом решении. Джун закончила спокойно рассказывать о грядущем разводе и скором открытии галереи в Лондоне. Лолли может переехать с ней в Лондон или остаться в Нью-Йорке с отцом, окончить школу. «Врунья! – заорала она на весь ресторан, где они обедали почти каждый вечер после возвращения из Коннектикута. В зале тут же воцарилась тишина. – Ты нас обманула! Ты обещала быть матерью и женой, а сама предала!!!» Лолли молча воззрилась на мать и убежала в туалет. Джун видит ее, видит столик, обомлевшего Адама и глаза дочери. В них нет слез, но они отчаянно ищут в лице матери хоть что-то знакомое, родное, свое. Джун знает этот взгляд. Это взгляд Аннеты. Люка. Лидии. Всех, кто в последний раз смотрел на нее, как на чужую.

Джун не пыталась лишить Адама родительских прав. Она не рассказала Лолли про то, как на работе – в Нью-Йоркском университете – его обвинили в сексуальном домогательстве. Чтобы избежать суда, им пришлось расстаться со всеми накоплениями и с половиной ее наследства, которое она получила после смерти отца. Единственное, от чего Джун не смогла отказаться, – это от дома в Коннектикуте, за который они с Адамом расплатились всего лишь год назад. Джун сказала себе, что это ерунда, просто неожиданные финансовые трудности – чтобы справиться с ними, надо больше работать, наращивать продажи в галерее и находить все более перспективных художников по всему миру. Теперь-то она поняла, что подсознательно закрывала глаза на происходящее в ее семье, в жизни Адама. Она ведь догадывалась: нет дыма без огня. Ее мужа должны были судить за дело. Но Джун предпочла поверить в душевную болезнь студентки, подавшей жалобу. Лолли была еще совсем ребенком, и Джун приняла осознанное решение поверить Адаму. Чтобы поддерживать эту веру, она не могла рассказать о случившемся Лолли. Если дочь и догадывалась, то виду не подавала. А сейчас Джун терзается вопросом: неужели она снова решила выгородить мужа потому, что уже делала это однажды? Не вошло ли у нее в привычку покрывать грешки Адама? Лолли так и не узнала о звонке ее подружки Пег: та пришла в ресторан на Лонг-Айленде и увидела за столиком Адама. «Он держит за руку молодую девушку», – прошептала Пег в трубку. «Не попадайся им на глаза», – велела Джун, записала адрес ресторана и выскочила из галереи на улицу – ловить такси.