Метро 2033. Белый барс - Тагир Киреев

Клубы пара поднимались к потолку и расплывались белыми облаками, отчего на станции становилось еще теплее – кто-то из «яшьлековцев» уже разогревал большие казаны, чтобы выпаривать воду и смешивать ее с медовыми кристаллами. О полезности такой воды судить, конечно, было сложно, но других вариантов у людей не было – чистую воду на тупиковую станцию доставляли с перебоями, зато мясо забирали точно по расписанию. Люди авыла были в этом плане уникальны. Их бараны, ростом чуть меньше собак, которыми их еще помнили, не требовали много еды и жевали ту же подземную траву, что использовалась в быту. А еще некоторые пастухи (в том числе и Тагир) поднимались в город, чтобы добыть растительность, которая тщательно проверялась уже несколько лет.

Основной удар по стране, чудом миновавший большую часть столицы республики Татарстан, возможно, и позволил бы казанцам жить на поверхности, но тогда бы их ждала участь скорее добычи, нежели охотников, поэтому метро стало самым безопасным местом для существования. Слухи о том, что в некоторых лесах уже образовались поселения, все же ходили, но для «деревенских» это звучало как сказка, да и проверять их правдивость никто не собирался. Своих забот хватало…

У Тагира с баранами был особый союз – он спасал их, а они его. Так ему и удавалось бродить по поверхности вместе со стадом, чего остальные старались не делать. Никто из деревенских и подумать не мог, чтобы сунуться наверх вместе с живностью – опасно и непрактично. Никто, кроме Тагира. Вот и сейчас, собираясь в путь, ему необходимо было подготовить нескольких баранов. Мало ли о каком одолжении мог попросить султан…

– Пап! Пап!

Маленькая девочка, закутанная в одеяло, бежала к Тагиру и тут же накинулась на него, от чего пастух ощутимо пошатнулся. Как ни странно, но лекарство, принесенное Тимуром, подействовало.

– Ты что тут делаешь? – Тагир погладил дочь по голове и слегка потер пальцем здоровый румянец на ее щеке, словно сомневаясь в его реальности. – А где дядя Ильдар?

– Я тут! – выбежал на станцию запыхавшийся лекарь.

– Ильдар! Как ты отпустил ее?

– Да я сам не понял, что произошло. Смотрю, вроде, спит, через секунду оборачиваюсь, – а одеяла… эм, точнее ее, уже нет!

– Пап, – девочка обеими ладонями схватилась за небритые щеки мужчины и повернула его к себе. – Ты скоро вернешься?

– Красавица моя, я тебя когда-нибудь надолго оставлял? Я только туда и обратно! Встречусь с султаном и сразу назад, хорошо?

– Хорошо, – девочка приподняла свои руки, прижала их ребрами ладоней к вискам мужчины, а большие пальцы к своим вискам, сделав тем самым перегородку между их взглядами. Она всегда так делала, когда хотела рассказать какой-то секрет. – Только аккуратнее. Мне не очень нравится этот дядька.

Тагир высвободился из ладоней дочери, посмотрел на племянника султана, который ждал его, а затем снова вернулся в закрытое ладонями девочки пространство.

– Все будет хорошо, обещаю, – мужчина спустил Камилю на землю и посмотрел на лекаря. – Ильдар, уведи ее, пожалуйста. Нам пора.

Лекарь принял девочку на руки, и та еще долго махала отцу, пока он и его спутник не скрылись за краем платформы у бараньих загонов.

Обвязав веревками сразу три шеи, пастух вытянул баранов на пути и, прикрикнув, повел их по рельсам вдоль станции.

– А бараны зачем? – почесал макушку Тимур.

– По-другому никак…

Не успели путники покинуть станцию, как у самого ее завершения на платформу вышел крепкий усатый мужчина, один из пастухов Авиастроительной.

– Это что, Тагир там идет? Да с целым стадом баранов, я смотрю! Неужто на прогулку опять собрался? Животновод ты наш…

Тагир хорошо знал вышедшего мужика. Он не был ему другом, но не был и врагом. Просто он был против, что Тагир пас своих баранов не так, как все, – на воле. Возможно, мужчина завидовал тому, что позволял себе Тагир, а возможно, действительно переживал, что однажды тот самолично приведет часть станционных баранов в пасть к монстрам. Конец света концом света, а бытовые проблемы, заложенные в уклад человеческой жизни, никто не отменял.

– Это как же ты такие сложные слова выговорил? Всю ночь, наверное, тренировался? – Тагир старался даже не смотреть на пастуха, а просто шел вперед и продолжал говорить: – Айда со мной? Новые места покажу, а то твои-то овцы, небось, всю траву уже в туннелях пожрали?

– Зато твои, я вижу, исхудали. Загонял совсем! Так и перемрут скоро! Потом будешь ко мне за мясом бегать! – Усатый пастух выпрямился и вытер пот со лба, оставив на лице полосу грязи. – Нет уж, я как-нибудь сам. За меня не волнуйся, найду еще, где своих овец пасти. Лучше о себе подумай, Тагир! По дьявольскому хвосту ты ходишь. Когда-нибудь обернется, он и сожрет тебя!

– Твоими молитвами… твоими молитвами…

– Ты, это… будешь у султана, передай, пусть заканчивает свои посиделки на Яшьлеке. Людям домой возвращаться надо… делами заниматься…

* * *

Первое, что бросилось Тагиру в глаза – это простор…

Никогда еще станция Яшьлек не была такой пустой. С другой стороны, и бывал он на ней редко. Северный вокзал – понятно, там все свои. Много знакомых. Через нее осуществлялся и выход на поверхность. А до Яшьлека все ноги не доводили. И вот…

Откуда-то из глубины души наружу стали подниматься ассоциативные воспоминания. Тагир чувствовал себя, как маленький ребенок, который попал в какое-то место, в которое даже не каждый взрослый может попасть. Но что это было за место, он пока не мог вспомнить.

Мраморные темно-коричневые стены, разделенные двумя рядами по десятку колонн с пилястрами, цвет которых уже давно стал грязно-белым, почти серым, а так же тянущиеся к потолку бронзовые «косы» с лепестками, вспышками продолжали вызывать воспоминания из детства. И когда в дополнение к ним присоединилась эта пустота, Тагир вспомнил.

Чувства эти были сродни тем, словно он попал в пустой зал театра в тот момент, когда тот был закрыт для остальных, и можно было посидеть абсолютно на любом месте, а не только на том, на котором позволял билет. Тагир понял, что за место ему вспомнилось – огромный, просторный, с четырехъярусными балконами Татарский академический государственный театр оперы и балета имени Мусы Джалиля.

Теперь краснота кресел и карнизов, украшенных такого же цвета тканью, отчетливо била в глаза, застилая реальность. Золотая роспись, змейкой расползшаяся по балконам, и эта огромная, во весь потолок, люстра! И все это принадлежало ему – маленькому Тагиру, которого мама впервые привела в театр. Было здорово носиться по пустому залу, заглянуть в оркестровую яму и один на один столкнуться со сценой-гигантом. И самое главное – слышать смех матери…

Запрятав драгоценные вспышки воспоминаний подальше в память, Тагир спокойно побрел вдоль станции.

Была в этой пустоте какая-то свобода – дозволенность сделать чуть больше, чем можно было обычно. В общем, почему-то сейчас Тагиру нравилось больше присутствовать на пустой станции Яшьлек, чем на переполненной Авиастроительной.