Сибирская жуть-7 - Андрей Буровский

Если даже высшая сила разгневалась на неправильное использование клада (действительно, кто сказал что его надо выставить в музее, а не вернуть церкви?), высшая сила не могла вести себя таким образом.

Но это так, уже анализ происшедшего. А сами факты я изложил и с удовольствием могу сказать читателю: Валентина Сергеевна процветает, обижать ее перестали, и пока в Балахтоне не происходит ничего, выходящего за рамки обыденного.

Как летом роем мошкара

Летит на пламя,

Слетались хлопья со двора

К оконной раме.

Б.Л. Пастернак

Эту историю я слышал, занимаясь делом более чем прозаическим: участвуя в выборах главы района Красноярского края в одном маленьком (по сибирским масштабам) районе. Уезжал я туда ночью и возвращался тоже ночью, в пургу— прямо некоторый мрачный стиль.

Свернули от Галанино на запад, и тут же пришлось пережидать: метель крутит, несет снег прямо в лобовое стекло. В ровной белой пелене исчезает не только низкое небо, горизонт, но и ближайшие предметы: стволы огромных сосен, пышные ветки, сугробы. Нет ничего, кроме пелены, везде одинаковой, белой…

Шофер притормаживает— все равно толком не видишь, куда ехать, пережидает порыв. Ветра не чувствуешь в машине; видишь не ветер, а летящий снег, впечатление такое, что снег вдруг неизвестно почему ложится, его пелена становится все ниже. Из летящего снега опять выступают сосны, почти цепляющие сосны тучи, а ниже все равно белая мгла.

Вот снег опадает совсем, и опять можно двигаться осторожно ехать между белыми сугробами, под покрытыми снегом сосновыми лапами, и метель опять несет снег— уже над нами, над сугробами, между сосновых стволов.

«Зеленая тьма» — так назвал свою повесть Николай Тихонов. В ней главным героем был тропический лес. Тут царит белая тьма; можно любить, можно не любить эти северные леса, можно к ним быть равнодушным, но они именно таковы, и ничего тут нельзя поделать.

Машина выезжает в чистое поле, дрожат огоньки в стороне, а метель кружит по полю, гонит снег столбами, набегающими волнами, крутящимися вихрями.

Потом мне покажут местную газету «Заря», и я с ощущением некоторой жути прочитаю о деревнях, которые оказались полностью отрезанными от всего остального мира, — метель занесла дороги, пройти и проехать невозможно, даже на самых проходимых автомобилях.

Другая статья в газете «Заря» за 13 января 2001 года так и называется — «В экстремальном режиме»; смысл статьи очень простой — начальство делает все, что может, и оно не виновато, если где-то лопаются провода и останавливаются котельные. Это все морозы, к ним и нужно предъявлять претензии. А руководство района вполне может и не знать, что в Сибири иногда бывает холодно. Ну подумаешь, что такое наша зима? Ну всего-то девять месяцев в году, можно ее и не заметить…

Но если село отрезано от всего мира, то зимы и правда лучше всего не замечать, и если что-то приключилось, действовать по обстоятельствам — или затопить печь, вытянуть к ней ноги и ждать, пока все само кончится. А можно сразу попрощаться с близкими людьми и приготовиться к общению с Создателем. Атеистам, правда, сложнее, раз по их вере все тут и кончается…

Но мы по дороге в этот район зиму почему-то сразу заметили, и из теплой машины наблюдать ее было даже интересно. Только вот мелькала еще такая мысль, что если, не дай бог, двигатель возьмет и заглохнет, в десятках километров от ближайшего села нам может стать очень неуютно… Даже если не 50 градусов на улице, а всего-навсего 15.

Но красиво! Все-таки красиво, интересно, и так, в белой тьме, в крутящихся столбах метели, въехали мы в село — центр этого района.

Историки спорят о точных сроках основания села Пировское. То ли в 1668, то ли в 1664, то ли даже в 1640 году купец Пиров построил тут Новомангазейскую слободу — специально чтобы кормить Мангазею. Новомангазейская слобода скоро стала называться Пировской слободой, а для защиты слободы, кормившей хлебушком русский Север, в тот же год основали острог Бельский.

В 1673 году кыргызы осадили Бельский острог, пытались взять его штурмом. Как ни странно, им совсем не нравились русские и не нравилось, что они берут ясак с их данников и распахивают землю, которую многие поколения племени аринов считали своей. Как и следовало ожидать, туземцы действовали неудачно: отвага первобытных людей оказалась бессмысленной против ружей и пушек, и все больше русских деревень то ли украшали, то ли портили (по мнению кыргызов) эту суровую землю.

Еще в районе при Советской власти очень гордились, что именно тут, в селе Бельском, отбывал ссылку знаменитый революционер Михаил Васильевич Петрашевский. Тот самый, который в 1846—1849 собрал кружок петербургской интеллигенции, в которую входил, помимо многих прочих, и Ф.М. Достоевский. Петрашевский пытался привлечь в кружок и представителей, так сказать, трудового народа, но они по доброй воле не шли; и тогда Петрашевский стал платить дворникам по полтиннику в час, лишь бы они сидели па собраниях и слушали.

По делу Петрашевского проходило ни много ни мало 123 человека, из которых 21 был приговорен к расстрелу, замененному разными сроками каторги или солдатчиной в разных линейных полках. Все они были амнистированы Александром II, кроме М.В. Петрашевского, и именно в селе Бельском 7 января 1866 года прервалась его жизнь. При Советской власти писали о Петрашевском очень сочувственно и очень возвышенно, особенно о высоте его идей и мудрости и глубине убеждений и его страдании за народ. Что эти страдания за народ и тяготы ссылки сократили его жизнь, говорилось вполне откровенно — ведь в 1866 году Михаилу Васильевичу должно было исполниться всего 45 лет…

Вот чего не договаривали при Советской власти, так это того, что Петрашевский не скончался от тоски и страданий за народ, не умер в героической позе, проклиная царских сатрапов, — ничего подобного! Петрашевский угорел в баньке, причем угорел по пьяному делу, и еще сравнительно недавно в Бельском доживали свой век старики, которые помнили эту историю, — просто потому, что им рассказывали ее их отцы и деды.

Может быть, потому и отношение к Петрашевскому было в Бельском несколько смутным. Хоть и поставили там власти памятник, но ни сделать в селе музея, ни переименовать Бельское в Петрашевское никому в голову не пришло. Да и у памятника быстро оторвали нос, и так он до сих пор стоит, безносый.

В этом районе, осененном памятью запойного неосторожного Петрашевского, сегодня живет чуть больше 10 500 человек. Из них в районном центре живет 3 500, и уж, конечно, даже здесь на виду каждый человек, а уж тем более каждый яркий и заметный. Остальные живут в 34 деревнях и селах, от 1 500 во втором по размерам поселке и до деревушек, где осталось всего несколько доживающих свой век стариков.

Как здесь живут?

Чем живут? Живут и за счет тайги, за счет реки… На другой день заходим во двор к одному человеку:

— Хозяин дома?