Любовь против правил - Шерри Томас

Теперь они официально стали мужем и женой и ими останутся до последнего вздоха. Все присутствующие поднялись, когда новобрачные направились к дверям церкви. Ни один из друзей жениха не протянул ему руку, чтобы поздравить. Ни один даже не улыбнулся вновь испеченной паре. Несколько молодых леди, склонив головы друг к другу, перешептывались, усмехаясь.

Внезапно Милли увидела ее, мисс Изабелл Пелем, бледную, расстроенную, но в то же время почти величественную в своей гордости и спокойствии. Невероятно медленно по щеке ее катилась слеза.

Милли была потрясена. Столь открытая демонстрация эмоций — на грани дозволенного — была чужда ей.

Она не сумела сдержаться и посмотрела на лорда Фицхью. Он не проливал слез. Однако во всем остальном — в посеревшем лице, в потускневшем взгляде, в его отчаянии воина, проигравшего битву, — ясно угадывалось, что он испытывает те же чувства, что и мисс Пелем. Их красота только подчеркивала их страдания.

Не важно, что Милли не имела права голоса в этом деле. Не важно, что сердце ее разрывалось от боли, будто сам дьявол вонзил в него свои когти. Она читала неумолимый вердикт на лицах гостей: ее считали выскочкой, едва ли не парвеню. Грейвзы, с их вульгарным состоянием и еще более вульгарными амбициями, разлучили совершенную, пылкую пару влюбленных, лишив возможности обрести счастье.

Ей не хватало только чувства вины вдобавок к своим страданиям. Но это чувство все же пробралось к ней в душу, вцепившись безжалостно и очень больно.

Миссис Грейвз сама занялась туалетом Милли; стянув с нее тяжелое свадебное платье, она отложила его в сторону. Но Милли не почувствовала облегчения. Тяжесть, давившую ей на сердце, невозможно было снять.

Тело ее послушно двигалось, просовывая руки в рукава белой блузки, натягивая морскую, синюю юбку из шерстяного сукна. Миссис Грейвз протянула ей такой же жакет. Милли надела и его тоже.

— Тебе нужно побыть в саду, дорогая, — сказала ее мать, снимая венок из цветов апельсинового дерева с ее волос. — И посидеть на скамейке.

Для чего? Чтобы потом оживлять в памяти свое позорное венчание? Свадебный завтрак, отмеченный демонстративным отсутствием мисс Пелем, прошел не лучше. А теперь, вместо того чтобы переодеться в дорожное платье в своем новом доме, она оказалась снова в резиденции Грейвзов, потому что ее муж заявил, что его городской дом слишком обветшал, чтобы принимать в нем такую утонченную юную леди, как она.

— Сад всегда очень помогает, — мягко заметила миссис Грейвз. — И ты постоянно будешь занята делом, там всегда найдется работа. Ты останешься довольна, Милли.

Милли сидела, опустив голову. Разве сад поможет ей забыть, что муж любит другую? Или что она без памяти влюбилась в мужчину, который никогда не ответит ей взаимностью?

Миссис Грейвз настойчиво советовала им провести медовый месяц в Риме, но лорд Фицхью на званом обеде, устроенном его сестрой, спросил: «Разве болота в окрестностях Рима не представляют опасность в отношении малярии?» Тогда выбрали Озерный край, где не было риска подхватить неожиданную болезнь.

Милли встретилась со своим молодым мужем на железнодорожном вокзале. Он был спокоен, невозмутим и неизменно вежлив. Обнявшись в последний раз с матерью, она была вверена заботам этого мальчика, который сам еще не достиг совершеннолетия.

Поездка в поезде заняла большую часть остатка дня. Милли взяла с собой две книги почитать в дороге. Граф равнодушно смотрел в окно. Она аккуратно переворачивала страницу каждые три минуты, но в конце не могла бы сказать, читала ли она хронику наполеоновских войн или справочник по домоводству.

К месту назначения они прибыли поздно вечером.

— Леди Фицхью будет ужинать у себя в комнате, — сказал лорд Фицхью хозяину гостиницы.

Именно об этом Милли и хотела попросить: быстро поесть в полном уединении. Но она чувствовала, что он распорядился так не потому, что принял во внимание ее усталость, а просто чтобы убрать ее с дороги.

— А вы, милорд? — спросил хозяин гостиницы.

— То же самое — и бутылку вашего лучшего виски.

Милли внимательно посмотрела на него. Его смертельная бледность — не результат ли чрезмерного злоупотребления выпивкой? Фиц уныло взглянул на нее. Она поспешно отвела взгляд.

К ужину Милли едва прикоснулась. Она позвонила служанке, чтобы та унесла поднос, и сама разделась — своей горничной она дала отпуск на все время поездки к озеру Дистрикт, чтобы не всплыла правда о «медовом месяце».

Надев ночную рубашку, она села перед туалетным столиком, чтобы расчесать волосы. Из зеркала на нее грустно смотрело ее несчастное лицо. Не то чтобы она была некрасивой: в хорошем платье с правильно подобранной прической она выглядела вполне миловидной. Но это была заурядная, незапоминающаяся миловидность. Некоторые из знакомых ее матери постоянно забывали, что уже встречались с ней. Даже в ее собственной семье старшие тетушки регулярно принимали ее за кого-нибудь из ее многочисленных кузин.

Не отличалась она и силой характера, способной оживить малоприметные черты, сделав их привлекательными. Нет, она была тихой, благоразумной, замкнутой девушкой, которая скорее умрет, чем станет проливать слезы прилюдно. Как же могла она соперничать с магнетической страстностью мисс Пелем?

Милли погасила лампы в комнате. Вместе с темнотой пришла полная тишина. Девушка прислушалась. Из комнаты лорда Фицхью не раздавалось ни звука. Ни шагов, ни скрипа кровати, ни звяканья бутылки, передвигаемой по поверхности стола.

Ее окно выходило в гостиничный сад — неровные островки темных теней в ночи. Вспыхнула спичка, высветив мужчину, стоявшего возле окна. Лорд Фицхью. Он зажег сигарету и отбросил спичку в сторону. Сначала Милли не поняла, но несколько минут спустя, когда луна выглянула из-за облаков, оказалось, что он не курит, а только небрежно держит сигарету.

Когда сигарета превратилась в золу, он зажег еще одну.

И эта также сгорела сама по себе. Странная привычка!

Милли долго лежала без сна. Когда она наконец погрузилась в тревожную дрему, казалось, не прошло и минуты, как вдруг она широко открыла глаза и рывком села в постели. Зловещая тишина окружала ее. Но Милли могла бы поклясться, что ее разбудил громкий треск.

И вот он раздался снова, ужасный удар стекла по стеклу.

Милли выбралась из постели, набросила пеньюар и распахнула дверь в смежную комнату. В тусклом свете ее глазам открылась неприглядная картина. Осколки фарфора и ошметки пищи усыпали весь пол — ужин графа. Зеркало на стене сплошь покрылось ужасными трещинами, словно сама горгона Медуза стояла перед ним. Под зеркалом лежала бутылка виски, теперь в виде осколков.

Посреди всей этой разрухи стоял лорд Фицхью, спиной к ней, все еще в дорожном костюме.

— Отправляйтесь в свою постель, — скомандовал он, прежде чем она успела что-нибудь сказать.

Милли прикусила губу и подчинилась.