Мемориал - Роман Вадимович Славацкий

Ах, как он любил Город! Ведь он, Митяй, впервые показал нам руины Крепости, и мы там облазили всё. Сначала даже было страшно. Представьте: высота стены пять — десять метров, а верхушка у неё узенькая — тропинка шириной в кирпич. Ходишь, как по лезвию… Но ведь привыкли, — недели не проходило без наших путешествий. Мы видели Коломну и днём, в хитоне солнца, и ночью. И мы видели её не снизу, как все, а сверху — со стен. Тогда мы поняли, наконец, сущность Города. Это страшный, влекущий и таинственный, дремлющий дракон.

— Заколдованный дракон… — добавил Марк.

— Да! — стукнул Бэзил по столу. — Заколдованный, прикрытый личиной провинциального городишки, и от этого, может быть, ещё более жуткий. Митяй рассказывал нам удивительные истории о каждом храме, каждой башне, он поразительно много помнил, а чего не помнил — придумывал. Так он открывал нам Город.

— И людей, — добавил Марк.

— Да-да, и людей. Однажды, уже в институтскую пору, он затащил нас к этому самому хироманту. Приветливый такой старичок. С каждым из нас пошептался…

— Я до сих пор про этот шёпот помалкиваю, — поёжился Марк.

— Я тоже. Он называл это «научными консультациями». Смотрел на ладонь, сверялся с таблицами и книгами, и предсказывал будущее. То, что он знал прошлое, об этом я не говорю. Это как-то можно представить. Предположим, человек может угадывать чужие мысли, как Вольф Мессинг, например, или ты с Виолой. Но он знал будущее. И его предположения сбывались. Хотя главное не в этом. Главное, что Митяй ему понравился; стали они встречаться, беседовать, и старик постепенно вывел его на Целера. А Целер был Хранитель. Существовало такое старинное коломенское Братство Святого Кирилла Иерусалимского — орден Хранителей, которые таили коломенские сокровища — память Коломны. Помнишь, как это было?

— Ещё бы! — хмыкнул Марк. — Как-то вечерком сидели мы в гостях у Митяя, в Покровской слободе, а он и говорит: «Вы знаете, я познакомился с Хранителями». Ты ещё тогда вылупился и спрашиваешь: «А кто это такие?»

— Правда?! — завопил Бэзил. — Не может быть! — и захохотал.

И оба они захохотали, загрохотали. Долго хохотали, минут пять, всё остановиться не могли. Бэзил за бока ухватился, а Марк слезу утирал горючую.

— Да, ведь верно, было дело, — простонал Бэзил. — Ну и что дальше?

— А дальше он так и сказал, что этот самый Холопьин и вывел-де его на одного старого старожила, Хранителя духовности и мистических знаний.

— Погоди, — остановил его наш хозяин. — Но ведь Холопьин тоже был Хранителем.

— Конечно. Но он знал только часть тайны, в основном — о реликвиях Успенского собора. А Целер знал всё, или почти всё. Он был, так сказать, великим магистром ордена — Марк сощурился и поглядел в огонь камина — Уже сам кабинет о многом говорил.

— Ах да, точно! Он ведь описывал его кабинет: тёмные драпировки, резную мебель, шкафы чёрные, книги, иконы, пряный тяжёлый запах древности.

— Да… — подхватил Марк. — И сундуки с огромными книгами, и алхимическую посуду, и древний персидский ковёр на стене, а на нём — старую-престарую панораму Крепости, сделанную на дереве каким-то неведомым богомазом в начале XIX века.

— Пр-роклятие! — заорал Фома. — Что ж вы раньше молчали?!

— Ах, не волнуйся так, Фома, — успокаивал его Марк. — Целер умер ещё до твоего рождения, ты не мог с ним беседовать. Расскажи мы тебе о нём — что это изменило бы?

— Да не в этом дело… — начал, было, Фома, но Виола его перебила:

— Погодите вы препираться! Что было дальше?

— Митяй рассказывал, что в Коломне есть такие исторические пласты, что нам и во сне не приснятся, — Бэзил на мгновение задумался — Да… Никто в России об этом не имеет ни малейшего представления. Носителем секретных сведений было таинственное общество, ведущее своё начало, по меньшей мере, с XVIII века.

За двести лет они накопили несметное число древностей и реликвий. И, может быть, самая драгоценная из них — огромная «История Троянская», хранящаяся в отдельном ларце. Это подробнейшая хроника Троянской войны, составленная на основе гомеровских поэм и всего илионского цикла, с грандиозным символическим истолкованием. Предполагалось, что её создавали в эпоху Ивана III обрусевшие греки.

Интересно, что Братство Святого Кирилла разделялось на несколько тайных сообществ, каждое из которых носило особое имя. Самое могучее из них называлось — «Илион».

Только я услышал от Бэзила это слово, как дыхание у меня перехватило, в глазах зарябило, но едва я раскрыл рот, чтобы спросить, как Фома возопил:

— О горе мне! — и замычал, и долго ещё мы ничего не слышали от него, коме горестного мычания.

— Да, Фома, — вздохнул Бэзил. — Я тебя понимаю. Там были несметные богатства. Впрочем, нас с тобою может утешать кое-что. Я полагаю — примерно пятьдесят из ста, что Митяй, просто выдумал своего Целера. Многое дал бы я, чтобы порыться в таких книгах. Но вполне возможно, что Митяй просто всё наврал.

— Ничего Митяй не наврал, — неожиданно прокартавил Марк. — Я видел библиотеку. Я там был.

— Что?! — глаза у Бэзила полезли на лоб.

С полминуты стояла мёртвая тишина.

— Как интересно… — мрачно протянула Виола.

— Да, Бэзил… Я побывал у Целера и всё видел своими глазами. Митяй передавал обстановку очень точно: и ковёр, и шкапы, и сундуки с книгами… И ещё в углу огромный киот с древними иконами. Митяй на них не обратил внимания, но я-то глянул. Это был XVI–XVII век; с ума сойти можно! Ах, а книги какие, какие рукописи!

Бэзил уставился на него и смотрел очень пристально:

— Но ведь Митяй не водил нас к Целеру. Выходит — ты выследил Митяя, шпионил за ним?

— Да ладно! К чему бросаться словами? «Шпионил», не «шпионил»… Конечно, пришлось последить за ним… А что мне оставалось делать?

— Это ужас, ужас какой-то!

— Брось, Бэзил, старина. Ты же меня знаешь. И Митяй тоже знал. Я не могу противиться искушению книгой. И даже не книгой — а тайной, которая в ней содержится. Митяй сам виноват, что заставил меня следить за ним. Как бы то ни было, а сделанное — сделано, и я о том не жалею. Я видел сокровища Целера, а это — нечто более ценное, чем незапятнанная мораль.

Марк вздохнул и грустно покачал головой:

— Да к тому же юность вообще беспринципна и склонна к такого рода «приключениям». Тогда для меня это была всего лишь игра, своего рода спорт. Это же так интересно: слежка, требующая умения замаскироваться, не быть узнанным твоим собственным другом. А