Темная комната - Рэйчел Сейфферт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
На рассвете мутти, пообещав принести к завтраку свежего хлеба, уходит в город, но возвращается только после полудня. Лора с Лизель и Петером выходят встречать ее за ворота. В сумке у мамы ничего нет, пальто нараспашку, развевается по ветру. На руках у Лоры кричит Петер, просится к мутти, но она его не берет. Волосы упали маме на лицо, и Лора не видит ее глаз. Солнце слепит глаза. Мутти сообщает дочерям новость. Война окончена. Наш Führer умер.
Мать утешает плачущую Лизель:
– Лизхен, вспомни, как он сражался за нас. Какой он был храбрый.
Лизель кивает, обеими руками утирая лицо. Лора стыдится своих пылающих щек. Значит, сражения в долине не будет. Жертв и страданий тоже. Ей стыдно за свое неожиданно вспыхнувшее внутри чувство облегчения. Она вдыхает полной грудью, чтобы побороть свою трусость, чтобы запомнить навеки. Запомнить это поле, и как они стоят друг против друга, как Петер протягивает ручки к мутти, а она поднимает его вверх, к небу, и он смеется.
* * *
Наутро мутти снова идет в город и снова возвращается без еды. Ложится и не встает с постели. Дети от голода не находят себе места. Лора отсылает их на улицу, но они играют неохотно и быстро возвращаются в дом. Ближе к вечеру Лора опять ищет в маминых карманах деньги и, прихватив Петера и Юри, отправляется за едой, теперь уже на соседнюю ферму. Они покупают там хлеба, квашеной капусты и по яйцу на каждого; яйца Лора рассовывает по карманам. Петер сидит у нее на плечах и, чтобы не упасть, держится за ее уши. Юри, напевая, идет впереди в сумерках, рядом течет река. Лора смотрит на брата. Затылок у него, как у фати, – точная копия, только в миниатюре, даже вихор на макушке такой же. Он оборачивается и, дождавшись сестру, пристраивается рядом.
– Когда американцы уйдут?
– Не знаю, Юри. Скоро.
Она запевает новую песню, и Юри, глядя прямо перед собой, шагает по высокой прибрежной траве в такт мелодии. Лора смотрится в темную воду. Она похожа на великана с головой-глыбой. Заснувший Петер сполз вниз, теперь его щека касается ее уха.
У нижних ворот их поджидает сын фермера. В полутьме его лицо едва различимо. Лора отсылает Юри с Петером к верхним воротам. И пока они не отходят на почтительное расстояние, фермерский сын с угрюмым видом стучит ногой по забору. Затем подступает к Лоре.
– Американцы хотят посадить вашу мать в тюрьму.
– Вовсе нет. Они уже приезжали. Даже в дом не зашли.
– Она весь город обегала, просила хоть кого-нибудь взять вас к себе, да только никто не согласился.
– Врешь! Деревенщина! Ты ничего не знаешь.
– Вы здесь никому не нужны. И мы вас прогоним, увидишь. Как только вашу несчастную мать-нацистку упекут в тюрьму.
Лора что есть силы толкает его, но тот не шелохнется. Тоже толкает Лору, и она падает на бок. В кармане разбиваются два яйца. На какое-то мгновение оба замирают на месте, но потом он делает шаг вперед и протягивает руку, чтобы помочь Лоре подняться. Вдруг раздается громкий шлепок, и парень, чертыхаясь, отскакивает в сторону. Что-то плюхается на траву возле Лоры. Тут еще раз что-то проносится над ее головой и шмякается парню об ногу, вызвав новый поток ругательств. В полутьме на выгоне Лора различает две фигуры – Йохана и Юри. Йохан целится в третий раз.
– Не трогай нашу сестру!
Фермерский сын утирает рукавом окровавленное ухо. Вскочив, Лора бежит через ворота к близнецам. Йохан кидает еще камень и бежит вслед за ней по выгону к Петеру, который сидит у верхних ворот и, похныкивая, сосет краюшку хлеба, которую дал ему Юри. Одной рукой Лора подхватывает Петера, другой – буханку. Остальной хлеб забирает Юри, а Йохан несет капусту.
– За что он толкнул тебя, Лора?
– Откуда я знаю, Юри, он просто глупый мальчишка.
Спотыкаясь на колдобинах, они бредут в темноте. Ноге холодно от просочившихся через платье яиц.
– Я разбила яйца, несколько штук, когда падала. Мы скажем мутти, что я оступилась в темноте, ясно?
– А почему мы не расскажем ей про фермерского мальчишку?
– Потому что так надо, Йохан.
Они уже почти дошли, поэтому пререкаются вполголоса. Юри тянет брата за рукав, и они бегут вперед Лоры во двор. Усадив Петера у насоса, Лора, прежде чем идти в дом, пытается смыть с платья грязь.
* * *
– Мне нужно идти, Лора.
Отослав детей на улицу, мутти натягивает пальто. Достает из-под кровати заранее уложенную небольшую сумку.
– Ты отвезешь детей в Гамбург. Вот адрес бабушки. Розенштрассе. Когда увидишь, ты обязательно вспомнишь.
Она нарисовала карту.
– Дом 28 по Миттельвег в сторону моста. Знаешь, где остановка? Как сойдешь налево, потом первый поворот направо. Там увидишь большой белый дом и крыльцо, выложенное плиткой. Ведь всего два года прошло. Если что забудешь – спросишь у проводника.
Крестиком помечает на листе место, где живет ома.
– Вот деньги и драгоценности. Купишь на них билет на поезд. При первой же возможности. Понятно?
Снимает обручальное кольцо.
– Трать сначала деньги. Писать мне нельзя, по крайней мере, сейчас. Но я напишу тебе в Гамбург. При первой же возможности.
Лора кивает, хотя ей непонятно, о чем мама говорит.
– Мы должны крепиться.
Они стоят друг перед другом, а между ними, на широком столе, белеет клочок бумаги.
– Тебя забирают в тюрьму?
– Не волнуйся.
– Я не волнуюсь.
– Это лагерь.
– Ага.
– Это не тюрьма. Тюрьмы – для преступников.
– Ага.
– Все теперь по-другому.
Мутти целует спящего на большой кровати Петера; от нее приятно пахнет мылом; целует Лору; и выходит, а в открытую дверь врывается с улицы солнечное тепло.
Около часа, пока Петер спит, Лора сидит одна. Считает деньги, разглядывает бумажный обрывок на столе. Все теперь по-другому, думает она, и приходится считать, на сколько яиц хватит денег, на сколько буханок хлеба. Прикидывает, долго ли добираться до Гамбурга. От деревни до школы – двадцать минут, а это примерно четыре километра. А от рынка до соседнего города – сорок минут. Девять километров. Но на больших поездах быстрее. Лора пытается вспомнить, как они ехали из Гамбурга на юг. Тогда она была младше и теперь уже не помнит. День, два дня. Может, и три. Девочка дает проснувшемуся Петеру воды и краюшку хлеба. Пора готовить детям ужин: скоро стемнеет, они прибегут голодные. Петер снова плачет, и она дает ему облизать со своих пальцев сахар.