Американский альбом - Селим Исаакович Ялкут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Путь на мост Золотые Ворота мы начали с местного пляжа. Припарковаться в городе совсем непросто, мы оставили машину на шоссе, возле автобуса с задумчивым китайцем. Что-то подсказывало, он здесь надолго, так в конце концов и оказалось. Пляж был пуст, уборщики готовили его к сезону, любители прогуливали собак, одинокий серфингист с доской под мышкой никак не решался войти в воду. В океан, если совсем точно. Так и бродил вдоль берега, искал, где теплее. Провели ораву детишек. Дети кричали. День сиял. Жара прибывала. Увязая в песке, мы топали к далекому мосту. Мы искали дорогу. Ира спросила мужчину без возраста, тонкого, как трость, с косичкой из гладко зачесанных полуседых волос. В синем джинсовом костюме, с тряпичной сумкой через плечо он был похож на свалившегося с небес ангела. Отработал смену, прикорнул на краю облака, его и сдуло к нам, грешным… Ире было приятно у такого спросить.
– Прямо Питер О’Тул. И совершенно без зубов. – Огорчилась зоркая Ира. Голливуд для того и существует, чтобы женщины могли бескорыстно восхищаться мужской красотой.
– Он идет к дантисту. – Утешил я. – Давай подождем. Вот увидишь, сделает тебе чи-и-з на обратном пути. На ногах не устоишь…
Приятно сделать женщине приятное. Надеюсь, вы понимаете, тавтология здесь не случайна. Но Ира ждать отказалась (может, и правильно), и мы стали выбираться с берега на шоссе, дальше к мосту. Туда вела бесконечная, погребенная под песком лестница. В ней было что-то античное. Где-то оттуда. Ступени когда-то были мраморными, вокруг журчали фонтаны, патриции, возлежа, вкушали мороженое серебряными ложечками. Античные женщины в чем-то воздушном перебирали струны. Примерно так… Сейчас не то. Только песок. Утопая в нем, мы стали подниматься.
По пути на мост. Много спокойного и какого-то умиротворяющего солнца. Как в отделении физиотерапии во время лечебного сна. Только здесь наяву. И не скажешь, что специально для нас. Похоже, так здесь всегда…
Вдоль шоссе было проще и жарче. По обочине мы добрались до моста и вступили на него в приподнятом настроении. Жара разыгралась. Впереди был добрый километр пути. Несмотря на будний день, наш энтузиазм разделяло немало народа. Праздность в Сан-Франциско – обычное, с виду, явление, нехарактерное для прочей Америки.
– Чего они от нас хотят? – Удивляются францискане…
Ничего не хотят, просто завидуют. Кажется, небоскребы в Даун-тауне выстроены для хэппенинга. Так, наверно, и есть (загляни в начало Альбома). Вверху – ресторан, под ним – именины сердца (если вы способны вообразить), ниже – турецкие бани, и снова ресторан, бравая чатануга чуча, и так далее до самого швейцара (тоже мужчина не промах)… Деловая жизнь таится глубоко внутри и стыдится себя. Так когда-то купеческий сын Франциск устыдился собственного папаши, не пожелавшего бесплатно обуть, одеть и накормить несчастных прокаженных. Нужно суметь занять место в истории и не подмочить при этом репутацию. НЕ оставить лужу. Не каждому удается.
На мосту праздничное оживление. Гуляющие валят толпой. Наезжают тучами беспардонные велосипедисты. Всем весело. На перилах висит телефонная трубка Emergency and counsel. На случай, если кому-то захочется сигануть с моста в приятные с виду воды залива. Место весьма популярное, более тысячи двухсот прыжков за историю моста (с 1937 года). Для начала можно снять трубку и позвонить. Попрощаться с неблагодарным человечеством. Очереди сейчас нет, хотя звонок бесплатный, и можно пользоваться. Мэрия берет расходы на себя. Звоните. Ласковый голос, ввинчиваясь штопором в душу, станет взывать к прелестям жизни, будто здесь в Сан-Франциско для этого еще нужны аргументы. Хоть, бывает, и любовь зла, но, чтобы так… Потому какие могут быть советы… Мост высоко, вода далеко, лететь четыре секунды, только передумать уже не получится. Даже в Сан-Франциско…
К концу дороги мы изрядно устали. Ира нашла автобус, и в компании беспечных французов мы проделали обратный путь. До этого заехали в городок на берегу залива, созданный для какой-то совсем райской жизни. Видно, и там, в раю не все однозначно. Мечтать можно, а спешить не стоит, даже если вы убежденный шахид и хотите попасть на небо без очереди. Шербет в холодильнике, а гурии подождут. Еще успеете… Мечту о сытом безделье и праздности разделяет все передовое человечество, а прочее мечтает о том же в нетрезвом виде и слегка подкурив. Здесь то самое место, чтобы задержаться. Мы взяли по огромному сэндвичу и вернулись к бетонным укреплениям, стерегушим вход в залив от злющих японцев. Когда это было, а сейчас, раздирая рты многослойной едой, мы заново проживали счастливые часы. От этого и мост, и залив, и даже небо над заливом виделись в некотором искажении. Желать было уже нечего, и картина приняла иконописный вид с избытком золота и лазури.
Ира мечтала побывать среди секвой. Секвойя названа по имени индейца, который отождествлял себя с этим могучим леревом. Этот индеец исключительно точно метал во врага томагавк, осчастливил бесчисленное количество скво, и до ста лет раскуривал трубку на совете мудрейших. Как иначе заслужить подобную честь? Можно, кстати, сравнить с собой (а почему нет?), но это крайний случай, не говоря уже о штрафе за курение…
Полагается видеть у дерева вершину, но у секвойи вершины нет. Вернее, есть, но где-то, куда не достигает взгляд бледнолицего. Внизу приходится верить на слово. От этого мир выглядит как-то иначе и тревожнее. Не хочется бродить одному, перетирая в голове ямбы и хореи, а со словом мезозойский, которое как-то годится, ничего путного до сих пор не придумано. Так далеко даже поэзия не заглядывает. Будь Гомер зрячим, и то вряд ли. Другое дело – сказка. Там можно вообразить эти секвойи с жилищем людоеда посреди и себя в роли Мальчика-с-пальчика. Вперемешку с морковкой и луком под острым каннибальским соусом. Рядом с секвойей всякое может случиться.
Среди секвой чувствуешь себя сиротой. Куда ни глянь, взгляд упирается в могучую древесину. Хочется глотнуть гоголь-моголь с коньяком и грянуть ДУБИНУШКУ. Стволы будто из музея космонавтики. А там, мало ли куда занесет…
Внизу, у подножия секвой дощатый настил. На нем своя жизнь. Экскурсовод вещает.
