Проклятие тангеры - Юлия Аксенова

– Нет, подожди! Какое слово ты сказал? Пара… доксальная что? Похоже на «осу» или червя такого поганого «акса»… «Цыганка Аза», короче говоря.

– Аскеза. Это отказ от плотских удовольствий ради служения идее, или Богу, или для достижения просветления.

– Ну, ты уже достиг просветления?

– В танго? – Рома улыбнулся.

– Пусть в танго! Аска…за сработала?

Улыбка вдруг сбежала с добродушного лица.

– Кажется, достиг, – сказал Рома абсолютно серьезно.

Виталий уже некоторое время чувствовал, как сердце дает сбои. Давненько не беспокоила аритмия! Надо скорее добраться до дачи. Поспать хотя бы пять часов!

– Но ты танцуешь в близком объятии? – уточнил Виталий, отлично зная ответ. Он хотел подвести собеседника к противоречиям в его высказываниях.

– Да. – Посерьезневший Рома начисто утерял многословность.

– А как же отказ от плоских… тьфу, платонических?..

– Плотских.

– Да, как же отказ от плотских удовольствий?

– Парадокс, – согласно кивнул Рома, будто полагал, что его спутнику и так все ясно, и тот лишь ради хохмы болтает пустяки.

Длинная стрела на асфальте под прямым углом изгибалась влево, указывая путь. Виталий и так знал маршрут. Но рисунок на дороге чем-то его смутил.

– Сюда? – уточнил он.

Рома согласно кивнул и отвернулся, откинувшись на спинку сиденья. Короткое возбуждение, вызванное небольшой дозой алкоголя, прошло. Полуночная усталость взяла свое.

«Отрубился. А мне, как всегда, одному не положено даже вздремнуть. Ни верности, ни благодарности», – с горечью подумал Виталий. Он сильно обижался, если попутчики засыпали у него в машине, оставляя его один на один с монотонностью вождения и унылостью долгой дороги.

Врубил погромче магнитолу.

…Прощай!

Это был бессмертный роман,

И я его запишу,

Когда вот тут заживет![2]—

выводил тонкий голосок на диске «Русское танго-1». Было время, Виталий частенько подвозил Ксению – то с урока, то с милонги. Так она просила его поставить этот диск, обязательно отыскивала эту песенку и, прервав разговор, самозабвенно подхватывала горестные вопли певицы…

Он притормозил на светофоре, включил левый поворот. И вдруг сообразил, чем смутил его начертанный на асфальте знак, почему полностью сбил с панталыку, заставил растеряться на хорошо знакомой дороге.

Белые прерывистые ленты разметки тянулись вдаль. Белые сплошные черты у обочин разбегались в стороны, изменяли главной дороге с пересекающей ее малозначительной шоссейкой. Стрелки на асфальте тоже всегда рисуют белым. Еще некоторые линии могут быть желтыми и красными. Но темными они не бывают никогда! Какой краской начертали ровную, четкую, разборчивую стрелу? Она не была ни черной, ни серой. Темной, словно на дорогу просто легла тень!

В таких необычных размышлениях Виталий подкатил к воротам – из скромного некрашеного штакетника, на которых висела табличка с крупно выведенной цифрой. Кажется, именно этот номер дома назвал Рома. Пора будить парня. Но тот проснулся сам, вяло поблагодарил Виталия и медленно полез вон из машины.

– Смотри, подъем завтра не проспи! – порекомендовал Виталий.

– Мне можно уже и не ложиться: надо к семи на электричку, иначе на работу опоздаю.

– Ну, давай подброшу тебя утром до метро.

Виталий мысленно застонал: так получилось красиво, великодушно, но самому-то придется встать чуть свет!

– Давай! – осоловело кивнул Рома, будто предложение Рогова было само собой разумеющимся.

«Невменяем», – констатировал Виталий, стремительно развернулся и покатил, наконец, на родную дачу. Один сгрузил тяжеленный нагревательный бак для бани – новогодний подарок друга – и лег в постель.

Утреннее благотворительное путешествие за малознакомым в общем-то товарищем по танцполу обойдется в полчаса драгоценного сна. И без того добираться с дачи до работы на тридцать – сорок минут дольше, чем из дому, – соответственно раньше вставать. А тут еще придется тащиться сквозь города по старой Волоколамке вместо того, чтобы пролететь с ветерком по Новой Риге. Но Виталий не желал – даже ради сна, которого катастрофически не хватало из-за вечерних уроков, практик, милонг, – отказывать себе в удовольствии сделать маленькое доброе дело. Чуточку порисоваться, пообщаться лишний раз. Водительскую «измену» оказавшегося некрепким на спиртное десантника он скрепя сердце простил.

* * *

Ксения доверчиво прильнула к нему, обвив руками и ногами, и затихла, только поглаживала тихонько по плечу. Как будто все прошло идеально! Костя потерпел немного, сохраняя эту благостную диспозицию, но разочарование пересилило. Он отстранился, стал без улыбки смотреть Ксении в лицо. Неужели ей так не по душе все, что он делает?! Им чудно, легко, интересно вместе, но как доходит до самого главного, она будто через силу с ним. С отвращением? С неохотой? Она ведь любила кого-то прежде. Однажды до Кости дошел глухой намек: любила отчаянно, долго не могла забыть, теперь якобы полностью исцелилась благодаря ему. Или она всегда и со всеми такая, мягко говоря, не горячая? У некоторых мужиков крышу сносит именно от таких женщин! Но Костя не из их числа.

Самое обидное: в ней вспыхивала порой внутренняя страсть – обжигающая, ослепительная! Когда она позволяла себе по-настоящему разозлиться, когда отстаивала в споре свои убеждения… Как же этот огонь раздуть и научиться высекать по собственному желанию?! Если бы у самого Кости опыт был побогаче…

Они не так давно по-настоящему сошлись. Целых полгода длились милые, целомудренные свидания. Костя был так счастлив взаимным пониманием и симпатией, сразу вспыхнувшей между ними, что не торопил события. Просто время от времени вежливо приглашал в гости. Только осенью настал момент, когда Ксения сама сказала: хочу у тебя побывать. Надо отдать ей должное: она вовремя заметила, что Костя уже начал нервничать, отчаиваться и сомневаться, хочет ли она вообще чего-нибудь.

Ксения отвечала Косте тревожным взглядом. Чувствует: что-то не так. Только вряд ли понимает что! Раздражение усилилось. Костя резко повернул маленькую лампу на длинной многоколенчатой ножке так, чтобы светила прямо на Ксению. Выражение ее лица на миг стало еще более затравленным, но голос прозвучал спокойно, буднично:

– Что ты делаешь?

Губы принужденно улыбнулись.

Вот ее натура! В этом упрямом желании сохранить хладнокровие в ситуации, которая пугает, обижает, злит. В этом неистребимом чувстве собственного достоинства.

Костя внезапно успокоился.

– Пытаюсь разглядеть, какого цвета у тебя глаза.

Сказал – и тема эта впрямь стала ему интересна. Лицо женщины просветлело. Ксении бесполезно пытаться скрывать свои чувства: любая смена настроения отражается в подвижных, выразительных чертах. А она и не догадывается. Молчит, губы кусает, тешит свою гордость.