Страшные истории для девочек Уайльд - Эллис Нир

Раньше в маме зрели и другие жемчужины, но они не твердели, а размягчались и просачивались сквозь пористые стенки. Мама заботилась и об этих детях, но втайне от всех: она лелеяла их в себе, спрятав между органами, и они шлепали по ее стареющим суставам, накапливались в стволе мозга. Этим семенам и саженцам не суждено было расцвести или стать деревьями.

Только Изола оказалась живой и настоящей – не выкидышем, не мертворожденной, не ложной беременностью. Когда она появилась на свет, заплакали все, кроме самой новорожденной. Медсестры снова и снова продували ее дыхательные пути в поисках несуществующего препятствия.

– Тихая маленькая принцесса у вас, миссис Уайльд, – с улыбкой сказала медсестра, и Изолу наконец-то положили в мамины потные руки: крохотную, с морщинистыми кулачками, с голубыми под младенческой пленкой глазами. Волосы торчали, облизанные единорогами, а личико казалось обеспокоенным.

– Моя принцесса, – ахнула мама, одурманенная анестезией и эндорфинами. – Моя Изола.

Изола распахнула дверь ванной и окинула комнату взглядом: теплый свет, запах геля, мыла и свечей.

Мама лежала в старомодной ванне на львиных лапах, прячась за ширмой с рисунком в японском стиле. Видны были только части тела: с одной стороны – пальцы ног, с другой – пучок заколотых темных волос. За ширмой – стройный силуэт, грудь и колени.

Изола подошла к ванне, где мама лежала среди шапок пены, поцеловала ее в распаренную щеку, окунула в воду пальцы, чтобы проверить температуру (как всегда, почти кипяток), и спросила, не нужно ли маме чего.

– Врача, чтобы удвоил дозировку, – вздохнула мама, а потом рассмеялась и по-балетному подняла ногу. Мыльная вода закапала на банный коврик. В этой ноге Изола увидела всю мамину жизнь – в мозолях на пятке, в нежно-фиолетовом лаке на коротко подстриженных ногтях, в выцветшем ножном браслете, сплетенном из ниток на берегу какого-то далекого пляжа еще в медовый месяц.

– Расскажешь мне сказку, Изола?

Изола могла помочь маме лишь немногим, но ее голос был одним из лекарств: умиротворяющий, завораживающий. Все истории, которые она рассказывала, заканчивались хорошо. Изола не считала себя одаренной сказочницей, но черпала вдохновение в словах Лилео Пардье, словно вампир, сосущий чернильно-черную кровь, и сочиняла на ходу, пока вода в ванне не остывала до комнатной температуры.

Изола до боли любила свою маму. И когда маме бывало плохо, эта боль становилась сильнее. В депрессивные периоды мама Уайльд была греческой трагедией во плоти. Она валялась в постели целыми днями и забиралась в ванну в неурочные часы, отмокая там, вместо того чтобы спать, и тщетно пытаясь смягчить вросшие слишком глубоко шипы.

Чайная свеча подплыла к пальцам Изолы, и та всколыхнула воду, чтобы огонек двинулся дальше: крошечная буря, зажатая между узкими стенками ванны.

– Давным-давно, – тихо начала Изола, – жил-был мальчик по имени Алехандро, который очень любил свою сестру.

Осень маршировала по долине, словно армия в багряных шинелях. С дерева в палисаднике дома номер тридцать шесть уже облетели почти все ленточки блестящей мишуры. Почти все листья побурели и опали. Слива словно раздевалась; грустная старая стриптизерша, обнажающая костлявое тело перед равнодушной толпой.

Сжимая книгу сказок Пардье, Изола шла к дереву, чтобы посидеть среди корней. Но ее место оказалось занято. Там сидело что-то мохнатое и тихо сопело. Изола наклонилась над зверьком. Тот дрожал с закрытыми глазами. Мордочка перепачкалась фиолетовым, а в лапках животное сжимало забродившую сливу.

– Это ты – тот маленький проказник, который съел мамин ревень? – спросила Изола у окосевшего черного кролика. Подобрала сливу, которую тот уже погрыз, – почти вся гнилая. – Прости, зайчик, но этот фрукт есть нельзя.

Изола вытянула руку, чтобы погладить мягкие ушки зверька. И тут одновременно случились две вещи: кролик при ее прикосновении резко вскинулся, оскалился жуткой пастью с черными клыками и злобно зашипел, а по двору пронесся крик, яркий и недостижимый, как звезды.

Изола вскочила – кричали через дорогу, – а черный кролик размытым пятном помчался к лесу через поляну с одуванчиками, семена которых на ветру отрывались от соцветий и улетали прочь.

Крик повторился. Воображение Изолы обросло перьями и полетело в лес, где висел труп, и к окну, где девочка-призрак ей угрожала. Держись подальше от проклятого леса.

Изола подбежала к дому номер тридцать семь: крики доносились с заднего двора. Крепко прижимая к себе книгу сказок, словно рыцарский щит, она на цыпочках обошла дом, держась ближе к забору из сетки-рабицы и слегка согнувшись, чтобы не зацепиться за проволоку волосами.

Снова раздался крик, но теперь уже другой. Радостный. Похоже, это дети – маленькие По. Изола с облегчением выдохнула и развернулась, собираясь отступить.

– Ты кто?

Изола удивленно опустила глаза на обладателя хмурого голоса – мальчика с песочного цвета волосами, преградившего ей путь. Ребенок сурово смотрел на нее из-под челки, явно остриженной не в парикмахерской, а мамиными руками.

– Я – Изола, – ответила она по возможности жизнерадостно. Ей никогда не удавалось ладить с детьми: сложно было постоянно изображать веселье. – У вас тут все в порядке?

– Было просто прекрасно, пока тут не начала шастать ты, – огрызнулся хмурый маленький По. – Кто тебя вообще сюда звал?

– Я, придурок.

Изола резко развернулась. На узкой дорожке вдоль дома появился Эдгар Аллан По.

– Иди сюда, Аннабель Ли, – с неподдельной радостью позвал ее Эдгар.

– Она сказала, что ее зовут Изола, тупица, – проворчал мальчик, театрально закатывая глаза.

Изола замерла, увидев просторный задний двор, усеянный игрушками и полусобранной мебелью. Садовые инструменты и перевернутый вверх корнями саженец были разложены вокруг глубокой ямы посреди двора.

– Шевелись, – рявкнул мальчишка, протискиваясь мимо Изолы. – Тупая блондинка!

– Эй! – Эдгар попытался поймать пробегающего мимо брата за плечо. – Маленький засранец… – Он снова развернулся к Изоле: искренняя улыбка так и не сошла с его лица. – Зашла пожаловаться на шум, соседка?

Изола скрестила руки на груди.

– Мне показалось, вас тут убивают.

– И ты бросилась на помощь? Очень смело с твоей стороны. И даже оружия с собой не взяла! – Он вытер перепачканные землей руки о джинсы и вгляделся в золотое тиснение на обложке книги в руках Изолы. – Разве что вот этот кирпич. «Лес фаблес…»

– “Les Fables et les Contes de Fées de Pardieu”. Это значит «Басни и сказки Пардье».

– О, круто.

– Читал?

– Даже никогда не слышал о таких.

– Шутишь? Ты не знаешь Лилео Пардье? Не читал ни единой ее сказки? – Изола начала торопливо перечислять названия, а изумление на лице Эдгара все росло и росло. – «Леди из племени единорогов»? «Седьмая принцесса»? «Талисманы»? «Принц-волк»?