Рожденный бежать - Майкл Морпурго

Бекки разговаривала с Ясноглазым, пока кормила его, но шёпотом.

– Если будем осторожны, никто нас тут не найдёт. Можем прятаться здесь каждую ночь. Никто ничего не узнает.

Одеяла, которое она купила, как раз хватило на двоих. Они устроились в темноте; в сарайчике пахло сыростью и плесенью, на ветру он страшно скрипел. Иногда Бекки чудились шаги снаружи, иногда даже голоса, но это было не важно. Заснула она почти сразу.

Спала она неровно, но по большей части крепко и видела обрывочные сны, и во всех был папа. Он был и на валуне на Хай-Мур, раскачивал Бекки на качелях, а она кричала ему: «Выше! Выше! Выше!» Выходил из магазина с пакетом молока в руках, а с горы уже катился грузовик – прямо на него. Бекки спала и видела сны, а Ясноглазый лежал и слушал её дыхание и шум ночного города и всю ночь был настороже: он был уверен, что где-то таится неведомая опасность, и хотел встретить её во всеоружии.

Рано утром они выскользнули на улицу, оставив одеяло в своём логове, и пошли к реке. Там летали гуси, плескались утки, расхаживали две-три цапли. Ясноглазый сел и стал их внимательно рассматривать, а когда Бекки позвала его, не пожелал уходить.

– Мы вернёмся, Ясноглазый, – пообещала ему Бекки. – Я замёрзла. Мне надо размяться, иначе совсем закоченею.

И они зашагали вдоль реки, пока не очутились в парке с деревьями и прудами. Там были качели и горки, пищали, смеялись и играли дети. Некоторое время Ясноглазый с удовольствием наблюдал за ними, слушал их радостный визг, прядая ушами. Но соблазн был непреодолим. Он побежал к детям, заскакал по детской площадке, весело тявкая. Бекки позвала его, но поздно. Кое-кто из детей, перепугавшись, с плачем кинулся к матери.

– Он их не тронет! – втолковывала им Бекки. – Честно не тронет! Он добрый!

Но одна мама набросилась на неё.

– Зачем ты его сюда привела?! – кричала она. – Не смей отпускать собаку, а то полицию позову!

– Нельзя выгуливать собак без поводка! – сказала другая мама. – И намордник ему надень!

– Не нужен ему поводок! – сказала Бекки. – И намордник тоже. Он просто играет, вот и всё!

Тут с полдесятка рассвирепевших мам стали кричать на неё и на Ясноглазого, который понуро стоял в полной растерянности. Потом он повернулся и побежал к Бекки. И они ушли из парка, провожаемые шквалом оскорблений.

Потом зарядил дождь. Тогда они пошли и немного посидели на автобусной остановке, где и доели последние припасы. Бекки ещё раз пересчитала оставшиеся деньги, вдруг окажется больше, чем она думала, вдруг она в прошлый раз ошиблась. Нет, не ошиблась. Фунт пятьдесят шесть. Когда мимо проехала полицейская машина, слегка притормозив у остановки, Бекки опустила голову и притворилась, будто увлечённо гладит Ясноглазого. Наверняка её уже объявили в розыск. Наверное, у них есть приметы – девочка-подросток, пятнадцать лет, зелёная куртка, джинсы, вязаная шапка, и с ней золотистый грейхаунд в клетчатой попонке. Лицо спрятать можно, а Ясноглазого – нет. Она боялась, что полицейская машина остановится, но та проехала мимо. Но Бекки так напугалась, что вскочила и зашагала прочь, не обращая внимания на дождь. Ведь полицейская машина обязательно вернётся посмотреть ещё раз.

Свою улицу она нашла не сразу – забыла название, – а потом ещё пришлось поискать дом с заколоченными окнами и мусорным контейнером. Бекки решила, что в сарайчике сейчас будет безопаснее – да и суше – всего.

Однако стоило ей поглядеть на дом с дальнего конца улицы, и сердце у неё упало. Там работали строители, человека три, а то и больше, они таскали в дом доски и кирпичи. Но это было ещё полбеды: когда Бекки с Ясноглазым прошли по противоположной стороне улицы и поравнялись с домом, то обнаружили, что мусора в контейнере заметно прибавилось. Бекки не сразу сообразила, что это обломки садового сарайчика, всё, что осталось от него. Среди мусора виднелся край одеяла. У Бекки возникло искушение побежать и вытащить его, но мимо сновали строители, и она не решилась.

Бекки сама не знала, далеко ли забрела после этого и где очутилась. Она заблудилась в тумане холода и горя. В какой-то момент она зашла в кафе и потратила последние деньги на чашку горячего чая и рулет с вареньем. Половину рулета она отдала Ясноглазому, который сидел у её ног и весь дрожал. Чай Бекки постаралась растянуть. Она понимала, что идти ей некуда и теперь главное – не замёрзнуть.

Со своего места у окна она видела телефонную будку на той стороне улицы. Несколько коротких шагов, один звонок домой – и она окажется там, устроится в своей тёплой постельке. Это было бы так просто. Но каждый раз, когда у неё возникало такое искушение, она вспоминала об Альфи – как Альфи с Ясноглазым носятся по пустоши, как Альфи один сидит в клетке, поджав сломанную ногу, как хромает к ней в тот последний раз, когда она видела его живым, как Альфи лежит в тачке мёртвый. Позвони, вернись домой – и Ясноглазого ждёт то же самое. Нет, лучше самой умереть.

Буфетчица, которая налила ей чай, уже некоторое время посматривала на неё. Бекки почувствовала это и старалась не глядеть в её сторону, притворяясь, будто пьёт чай, хотя он давно уже кончился. Но когда буфетчица подошла к столику, пришлось поднять на неё глаза. Это была чернокожая женщина, примерно ровесница мамы Бекки, в цветастом переднике. Бекки ждала, что её сейчас выгонят, ждала, что буфетчица рассердится. Но та вовсе не сердилась, ничуточки.

– Хочешь ещё чаю, детка? – спросила она.

– У меня больше нет денег, – ответила Бекки.

– Я же не об этом спрашиваю. Я говорю – ещё чаю хочешь?

– Да, пожалуйста!

– И водички для собаки?

– Спасибо!

Буфетчица принесла и чай, и воду, и ещё целое блюдо бутербродов с маслом и вареньем. Поставила на стол, а потом наклонилась и тихонько заговорила с Бекки, чтобы другие посетители не слышали:

– Хочешь совет, детка? Что бы ни случилось, наверняка всё не так плохо. Давай-ка возвращайся домой к маме. Она же, небось, с ума сходит. Оставаться здесь тебе нельзя, идти некуда, кроме как на улицу, а хорошей девочке вроде тебя там делать нечего. Слышишь? Будь умницей, возвращайся домой прямо сейчас. Кстати, должна сказать, в жизни не видела такой красивой собаки, как твой пёсик.

Бекки так и подмывало всё-всё ей рассказать, с начала до конца, и она бы рассказала, но тут буфетчица вернулась за стойку, чтобы обслужить нового посетителя. А потом всё время была занята – то заваривала чай, то мыла посуду. Бекки растягивала удовольствие от чая с бутербродами, сколько могла. Ясноглазому особенно понравился клубничный джем – проглотив бутерброд, он ещё долго облизывался и улыбался.

Бекки сидела в кафе, пока буфетчица не сказала, что пора уходить, потому что кафе закрывается.