Главный приз — любовь - Ширли Джамп

— И кто же выступит в роли хорошего учителя?

— Ты. — Он усмехнулся. — Да, да, не возражай, желание сделать все понятным всегда раздирало тебя изнутри. Если я напишу программу на сленге компьютерщика, а тебе удастся переделать ее во что-то, понятное обычным людям, удача в наших руках. Подумай об этом.

— Возможно.

— Не возможно, а точно. — Люк опять взглянул на дочь, которая за стеклом ближайшей витрины увлеченно рылась среди развешанной на плечиках одежды. — Если хочешь приодеться, обратись к нашему отцу. — И, не поднимая глаз на Марка, добавил: — Я устроился на сталелитейный завод.

Марк некоторое время внимательно рассматривал ступеньки RV, потом тихо произнес:

— Но мы оба знаем, что ты способен на большее.

— Мне не приходится особенно выбирать — я должен содержать Эмили. А работа на заводе оплачивается лучше, чем сбор кукурузы в Индиане.

Люк произнес это так, словно речь шла о самых обыденных вещах, но Марк прекрасно знал, каким выдающимся, глубоким умом ученого обладал его брат. Умом, достойным Нобелевской премии. И вот теперь, вместо того чтобы водить мышкой по коврику, он будет плавить сталь. И еще Марк знал, что в происходящем виноват он, который подвел брата в самый трудный для него период.

Люк помахал на прощание и присоединился к Эмили, оживленно обсуждающей что-то с продавщицей. Поникшие плечи Люка резко контрастировали с быстрой жестикуляцией дочери. Марк отдал бы все за возможность повернуть время вспять и снять ношу, которую выпало нести его брату.

— У тебя такой вид, будто ты думаешь о слабительном коктейле Милли.

Клер уселась позади него, скрестив ноги, и протянула тарелку с сырными шариками. В другой руке она держала пластиковую упаковку с малиновым соусом.

— Вот, попробуй, собственного приготовления.

— Когда ты успела? Принесла с собой?

— В моем чемодане еще много интересного, кроме шампуня. — Клер засмеялась, макнула сырный шарик в соус и положила в рот. Она распустила свой хвост, и золотистые волосы рассыпались по плечам, шелковой волной обрамляя лицо и прикрывая треугольный вырез белой футболки с забавной надписью «Женщины имеют право». — Я известный любитель всяческой ерунды вроде чипсов и сухариков. Единственное, чего мне недостает — это печений твоей мамы. И раз уж о них зашла речь, позволю себе напомнить, что сегодня ты задолжал мне три штуки.

— Оно будет в твоем распоряжении, как только я покончу с этим, — Марк выбрал самый толстенький шарик, макнул в соус и надкусил, подняв глаза на Клер. Вид ее рассыпавшихся золотых волос поразил его. Он даже забыл прожевать. — Да, ты умеешь найти путь к сердцу мужчины, — наконец проглотив шарик, сказал он.

Клер засмеялась и положила в рот еще один шарик.

— Я помню, когда в первый раз увидел тебя, — сказал Марк. Картинка из прошлого с удивительной ясностью возникла перед его глазами. — Ты сломя голову неслась вниз по нашей улице на велосипеде. Я был ужасно оскорблен, как раз накануне мне исполнилось шесть, и сам я еще не умел так ездить, а тут пятилетняя девчонка, пролетев, как ураган, остановилась в конце нашей дорожки специально, чтобы подразнить меня.

— Я тоже помню. — Клер закивала и прихлопнула в ладоши в радостном удивлении. — Господи, как давно это было. Только разве тогда мы увиделись впервые? Я думала, мы познакомились у Джимми Брауна, когда я столкнула тебя в бассейн.

— Нет, это была вторая стычка. Странно вспоминать об этом сегодня. — Он раскусил очередной шарик, но вкус показался ему горьковатым. — Ты, наверное, не подозревала, как я злился, когда что-то удавалось тебе лучше, чем мне.

Макнув шарик в соус, Клер двумя пальцами поднесла его ко рту. Алая капелька соуса осталась в уголке ее рта. Сладкая, теплая, искушающая. Марк мог, слегка наклонившись вперед, слизнуть ее и, не прилагая никаких усилий, захватить губы Клер своими губами… Но прежде чем он успел сделать то, чего жаждал каждой частицей своего тела, Клер взяла салфетку и вытерла каплю. Черт!

— Потрясающе, — произнес он слегка охрипшим голосом, имея в виду что угодно, но только не сырные шарики. Клер поняла его буквально:

— Спасибо. Я очень люблю готовить. Знаешь, когда я была маленькой, я думала, что вырасту и открою свой ресторанчик. Но не получилось. Зато сейчас кулинария превратилась в настоящее хобби.

— Клер…

— Да? — Что-то в интонации Марка заставило ее покорно замереть. — Что?

— Я хочу… — он прервал сам себя и замолчал, глядя в ее глаза. — Я хочу… принести мамины печенья прямо сейчас, пока я не забыл.

— Конечно, — искра разочарования мелькнула в ее глазах, и взгляд потух. — Что-то я чересчур разговорилась. Тащи свои печенья.

«День шестой. Я провела три ночи на кресле и две на полу, потому что мне не повезло в жеребьевке. В результате моя спина и ноги просто отваливаются, и я готова спать с горбуном из Нотр-Дам, при условии что это будет нормальная кровать, а не железобетонное кресло. Я разложила пасьянс не менее тысячи раз, но не могу отвлечься от мыслей об отце и результатах состязания.

Что касается Марка, то он, конечно очень изменился. Он по-прежнему так же привлекателен, но, по-моему, стал более взрослым. Он утверждает, что совершенно распрощался с имиджем плейбоя, но я пока не очень верю…»

— Это на целый день, — услышав голос Марка за спиной, Клер быстро захлопнула дневник. Он вошел в кухню и аккуратно выложил на стол три шоколадных печенья: — Сегодня заходил Люк и пополнил мои запасы.

Клер всегда нравился брат-близнец Марка. В детстве он был вежливым, серьезным мальчиком с неизменной книжкой в руках. В прошлом году она из газет узнала о смерти его жены Мэри. Как же трудно, наверное, ему одному воспитывать дочь! Но Эмили все-таки повезло больше, чем Клер: несмотря на то что девочка потеряла мать, у нее остался любящий отец и бабушка с дедушкой, которые изо всех сил старались заполнить образовавшуюся пустоту в ее жизни.

— Как Люк сейчас живет? Ему, должно быть, нелегко.

— Не живет, выживает. — Марк сел напротив и сложил печенья пирамидкой. — Им было по семнадцать, когда они поженились. Иногда мне кажется, что сейчас он поднимается по утрам только из-за…

— …из-за Эмили, я понимаю.

— Да. Если бы не она, не знаю, что бы с ним было…

Я понимаю, — тихо повторила Клер. — Когда моя мама умерла, мне было одиннадцать", столько же, сколько Эмили. И хотя прошло почти двадцать лет, каждый день мне слышится ее голос и я мысленно разговариваю с ней. — Она потрясла головой, как бы отгоняя наваждение.

Марк наклонился к ней через стол:

— Поэтому ты никого не пускаешь к себе в душу?

— Иногда пускаю.

Марк недоверчиво поднял бровь, указал пальцем в сторону Клер и произнес с интонацией полицейского инспектора: