Самая темная дорога - Гай Гэвриэл Кей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К солнцу.
Ким внезапно остановилась. Брок чуть не налетел на нее сзади. Заслонив глаза рукой, Ким посмотрела за горы, стараясь проникнуть взором как можно дальше, и у нее вырвался радостный возглас. Дальридан обернулся, и Фейбур тоже. Она молча показала рукой. Они посмотрели назад.
— О, мой король! — воскликнул Брок из Банир Тала. — Я знал, что ты не подведешь!
Дождевые тучи над Эриду исчезли. Солнечный свет струился с неба, покрытого лишь тонкими, приветливыми перистыми облаками летнего дня.
Далеко на западе, внутри вращающегося острова Кадер Седат, лежал разбитый на тысячу кусков Котел Кат Миголя, а Метран был мертв.
Ким почувствовала, как тени ее сна расплываются, как в ней вспыхивает надежда, подобно блистающему солнцу. В это мгновение она вспомнила о Кевине. В воспоминании таилась печаль, и всегда будет таиться, но теперь в нем также была радость и крепнущая гордость. Лето было его подарком — зеленая трава, пение птиц, спокойное море, по которому «Придуин» смогла доплыть, чтобы люди на ее борту сделали свое дело.
Лицо Дальридана светилось, когда он повернулся к ней.
— Прости меня, — произнес он. — Я сомневался.
Она покачала головой.
— И я тоже. Мне снились ужасные сны о том месте, куда им пришлось отправиться. Во всем этом есть какое-то чудо. Я не знаю, как это произошло.
Подошел Брок и остановился рядом с ней на узкой тропинке. Он ничего не сказал, но глаза его сияли под повязкой, наложенной Ким на рану. Но Фейбур по-прежнему стоял к ним спиной, глядя на восток. Взглянув на него, Ким быстро протрезвела.
Наконец он тоже обернулся к ней, и она увидела у него на глазах слезы.
— Скажи мне, Ясновидящая, — произнес он, и голос его звучал, как у человека, гораздо старшего. — Если все родные изгнанного человека умерли, кончается ли на этом его изгнание, или оно продолжается вечно?
Ким попыталась сформулировать ответ, но не нашла слов. За нее ответил Дальридан.
— Мы не можем отменить выпавший дождь или продлить оборванные нити жизни умерших, — мягко сказал он. — Но я сердцем чувствую, что перед лицом того, что сделал Могрим, ни один человек не может продолжать считаться изгнанником. Сегодня утром все живые существа по эту сторону гор получили в дар жизнь. Мы должны использовать этот дар, пока не наступит час, когда назовут наше имя, чтобы нанести Тьме те удары, какие в наших силах. В твоем колчане лежат стрелы, Фейбур. Пусть они поют на лету имена любимых тобой людей. Возможно, это не кажется истинной расплатой, но больше мы ничего не можем сделать.
— Именно это мы обязаны сделать, — тихо сказал Брок.
— Гному легко говорить! — бросил ему Фейбур. Брок покачал головой.
— Гораздо труднее, чем тебе кажется. Каждый мой вдох сковывает мысль о том, что сделал мой народ. Дождь не прольется у подножия наших гор, но он пролился в моем сердце и все еще продолжает идти в нем. Фейбур, позволишь ли ты моему топору петь вместе с твоими стрелами, оплакивая народ Льва из Эриду?
Слезы высохли на лице Фейбура. Губы его сжались в твердую прямую линию. Он повзрослел, подумала Ким. За день, меньше, чем за день. Он стоял неподвижно очень долго, а затем медленно протянул гному руку. Брок сжал ее обеими ладонями.
Она ощутила на себе взгляд Дальридана.
— Мы идем дальше? — серьезно спросил он.
— Мы идем дальше, — ответила Ким и, произнося эти слова, снова увидела наяву тот же сон: пение, и дым, и имя, написанное на лике луны Даны.
На юге, далеко внизу, в ущелье, река Карн сверкала в вечернем свете. Они находились так высоко, что парящий над рекой орел был ниже их, и его крылья сияли на солнце, посылающем косые лучи в ущелье с запада. Вокруг них раскинулись горы хребта Карневон, белеющие снегом вершин даже в середине лета. На такой высоте к концу дня стало холодно, и Ким порадовалась свитеру, который ей дали в Гуин Истрат. Легкий и необычайно теплый, он свидетельствовал о том значении, которое придавали всякому искусству создания тканей в этом первом из миров Ткача.
Даже в этом свитере она дрожала.
— Сейчас? — спросил Дальридан нарочито равнодушным голосом. — Или вы хотите разбить здесь лагерь до утра?
Все трое смотрели на нее и ждали. Ей предстояло принять решение. Они довели ее до этого места, помогали преодолеть самые трудные участки, устраивали отдых, когда она в нем нуждалась, но теперь они пришли на то место, где все решения должна была принимать она.
Ким посмотрела мимо своих спутников на восток. В пятидесяти шагах от них скалы выглядели точно так же, как там, где она сейчас стояла. Свет так же падал на них, смягченный приходом вечера в горы. Она ожидала каких-то отличий, перемен: дрожания воздуха, теней, возрастания напряжения. Но ничего подобного не замечала и все же знала, как и трое ее спутников, что скалы в пятидесяти шагах к востоку уже находятся в Кат Миголе.
Теперь, оказавшись здесь, она всем сердцем стремилась очутиться где-нибудь в другом месте. Чтобы у нее выросли крылья, как у орла внизу, и она могла улететь прочь с вечерним ветром. Не из Фьонавара, не от войны, а от одиночества этого места и от сна, который привел ее сюда. Ким нашла внутри себя молчаливое присутствие той, которая была Исанной. Это ее утешило. Она никогда не оставалась совсем в одиночестве: две души жили в ней, сейчас и всегда. У ее спутников не было подобного утешения, их не посещали сны и видения, которые могли бы ими руководить. Они находились здесь только из-за нее и теперь смотрели на нее, ожидая указаний. Пока она стояла, колеблясь, тени медленно поднимались по склонам ущелья.
Ким набрала в грудь воздуха и медленно выдохнула. Она здесь для того, чтобы вернуть долг, и не только свой долг. И еще она здесь потому, что носит Бальрат в годину войны, и нет больше никого в мире, кто мог бы подтвердить наяву тот вещий сон, который приснился Ясновидящей, каким бы темным он ни был.
Каким бы темным он ни был. Во сне она видела ночь и горящие перед пещерами костры. Она опустила взгляд и увидела, что камень на ее руке мерцает, словно язык пламени.
— Сейчас, — сказала Ким остальным. — В темноте идти плохо, я знаю, но утром будет не намного лучше, и мне кажется, нам не следует ждать.
Они были очень смелыми, все трое. Не говоря ни слова, они подвинулись, чтобы она заняла свое место в цепочке позади Фейбура. За ней встал Брок, и Дальридан повел их в Кат Миголь.
Даже находясь под защитой камня веллин, она почувствовала действие магии, когда они вступили в страну великанов, и эта магия была облечена в форму страха. Они не призраки, снова и снова убеждала себя Ким. Они живы. Они спасли мне жизнь. Но все равно, даже нося на себе веллин, она чувствовала, как ужас трепещет в ее мозгу, словно крылья ночных бабочек. Идущие с ней двое мужчин и гном не имели браслетов с зеленым веллином, который охранял бы их, их не подбадривали внутренние голоса, и все же ни один из них не произнес ни слова и не замедлил шаг. Покоренная их мужеством, она почувствовала, как в ее сердце вспыхнула решимость, и при этом Бальрат у нее на пальце разгорелся ярче.