День карапузов - Дмитрий Емец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Покровский хотел возмутиться и начал размахивать руками, но вместе с Петей из шкафа вывалилось и пальто старого хозяина, ужасно пахнущее нафталином. Покровский схватился за горло. Подбородок у него уже не просто пылал, а превратился в переспелый помидор. Глаза исчезли, а про нос и говорить было нечего. Это была уже какая-то текущая сладкая слива.
– Нафта… ээээппп!.. Нечем дышать! – прохрипел он.
Папа с Петей потащили Покровского вниз, где им занялись мама и бабушка Маша. Первым делом они решительно умыли его холодной водой. Затем посадили на стул и дали сироп против аллергии. Сироп, правда, был детским, но они удвоили дозу, прикинув, что Покровский крупнее среднего ребенка примерно вдвое.
Постепенно Покровский приходил в себя. Посреди множественных помидоров начали постепенно открываться глаза. Нос стал похож на нос, только подбородок продолжал пылать.
Как-то так случилось, что, пока Покровский приходил в себя, про клад уже знали все. При этом непонятно было, кто именно проболтался. И папа, и Петя клялись, что не они. Покровский же не мог протестовать, а мог только возмущенно хрипеть и делать руками слабые укоризненные движения.
– Ну что? Когда едем? – спросил папа, когда Покровский вновь обрел способность что-то обсуждать.
– Сейчас! – сказал Петя, готовый прямо из окна прыгнуть в автобус.
– Нет! – твердо сказала мама.
– Почему?
– Потому что мы едем с вами. Все, включая Риту!
– А Риту зачем? – жалобно спросил Петя, представляя себе, как Рита катается по земле и визжит, требуя себе сразу все лопаты.
– Детям нужны впечатления. Это раз. А два – сейчас школа. Во время школы клады никто не ищет. А седьмого января Рождество! До этого времени уже нужно вернуться. В Рождество клады тоже никто не ищет. А потом уже снова школа.
– Так когда едем? – спросил Покровский.
– Сегодня у нас какое? Шестнадцатое декабря? Школа заканчивается тридцатого. Значит, едем тридцать первого декабря! – твердо сказала мама.
– А Новый год? – поразился Покровский. Ему показалось, что он ослышался.
– Ну и что? Встретим его в лесу! – сказала мама.
– А как же уплетать салат оливье и смотреть телевизор?
– Телевизора у нас все равно нет, а салат можно есть и в лесу! Ну это если кому-то нужен автобус…
Автобус Покровскому был нужен. Он горестно вздохнул и согласился.
– Только я надеюсь, что все останется между нами! – попросил он с беспокойством.
– Само собой! – хлопнув его по плечу, заверил Петя. – Мы будем немы, как водолазы! Кому охота кладом-то делиться? И так уже делим на десятерых.
– НА ДЕСЯТЕРЫХ?!
– Ну нас семеро, двое родителей и ты…
У Покровского округлились глаза, но он взял себя в руки и, допив из стаканчика последнюю каплю сиропа от аллергии, спросил:
– А малыши не проболтаются?
– Проболтаются, конечно, – заверил его Петя. – Но их никто не поймет. Рита, скажи тайну!
– Тайна! Тайна! Тайна! – послушно сказала Рита.
– Пожалуйста, Лена, не пиши донос на папу в общество охраны детства! Он больше не будет на тебя орать! Он будет отдавать тебе все наши деньги, и ты сможешь выйти замуж в шестнадцать лет и возвращаться домой в три часа ночи!
– Женя, подключай мозги, когда заполняешь в школе анкеты! Или придут из общества гуманности, и у нас в доме появится видеокамера!
– Пожалуйста, Коля, слезь с брата и не колоти его! Или заявятся из общества дружбы и тебе вживят в голову чип приветливости!
– Пожалуйста, детки, не прыгайте так! Или придут из общества защиты материнства, и у вас больше не будет мамы!
Оставшиеся до Нового года дни прошли в хлопотах. Гавриловы собирались в поход. Петя достал с антресолей спальники и развесил их на веревке. Комната наполнилась запахами старого костра. Из одного спальника выпал маленький фонарик, а из другого – много крошек от сухарей.
– Ага! Я так и знал, что он ночами лопает! – в восторге закричал Петя.
– Кто «он»?
– Да тот парень, что с нами на байдах ходил. В походе нужно всем вместе есть, а он ночью сухари хомячил. Вот и крошки! – чихая, пояснил Петя.
Чихал он потому, что уже несколько дней спал на балконе в спальнике, приучая себя к лишениям. В результате к лишениям была приучена и мама, которую Петя простудил, бегая ночью туда-сюда и требуя не закрывать балконные двери.
После школы Петя с папой, Саша и Костя ходили на рынок и приобретали на толкучке все необходимое для похода. Петя, обожавший камуфляж, воспользовался случаем, чтобы заскочить в армейский магазинчик снаряжения и перерыть там кучу всего.
– Смотри! Рюкзак какого-то Тэда Джейсона! Гляди, какой у него железный каркас! Реально неубиваемый!
Папа осмотрел рюкзак Джейсона, и он ему понравился. Правда, по объему рюкзак был небольшой и без затягивающейся горловины. При малейшем дожде все превратилось бы в кашу.
– Тут явно еще какая-то верхотура предусматривалась. Ну если, конечно, это не рюкзак для Сахары! – сказал папа Пете, но Петя привел десять тысяч причин и, уболтав папу, получил-таки рюкзак Джейсона.
Костя и Саша тоже не остались без подарков. Костя получил компас, а Саша – железный свисток на шнурке. В этот свисток он, как дикий, свистел весь день и оглушил всех, кроме себя.
– Ты просвистишь все ваши деньги! – сказала прабабушка Зина.
Саша больших надежд на клад не возлагал.
– Деньги берутся не из клада, а из кредитной карточки! А кредитная карточка берет их из книжек или из картин! – поучал он Риту. – Ты пишешь книгу или картину, и кредитная карточка дает тебе деньги! Вот ты не вопи папе в ухо, чтобы он работал, и карточка даст деньги!
У Кости было на этот счет свое мнение.
– Когда орешь – карточка больше дает, – заявил он.
– Не слушай его, Рита! Ты рисуй! – сказал Саша.
Рита понимающе кивала. Она только что нарисовала не одну картину, а где-то около ста. Все ее картины ковром покрывали пол. Правда, на каждой была лишь одна какая-нибудь загогулина, так как манера живописи у Риты была самая лаконичная.