Следующий год в Гаване - Шанель Клитон

Анна начинает есть, и я следую ее примеру. Свинина просто идеальная – она сочная, и в ней именно столько жира, сколько нужно, бананы сладкие, приправа острая, и все это я запиваю сахарным напитком.

– Где же ты развеешь ее прах? – спрашивает Анна.

– Ну, не знаю. Я надеялась, что вы мне поможете выбрать место. Я спрашивала тетю Беатрис и тетю Марию, они предложили мне несколько идей.

Также я спрашивала отца, но он, кроме дома Пересов, ничего придумать не смог. Он любил бабушку, но и в детстве, и во взрослой жизни был гораздо ближе к дедушке.

– И что же они сказали?

– Они предложили мне сделать это рядом с домом, в котором она выросла.

Тем самым домом, в котором сейчас живет русский дипломат и его семья. Я не могу отделаться от мысли, что моей бабушке, моей гордой бабушке не понравится соседство с русскими, которые сейчас захватили ее дом.

Анна улыбается.

– Зато она будет рядом со своим домом, и это правильно. Дом принадлежал семье Перес на протяжении многих поколений. В свое время это был один из лучших домов в Гаване, которым гордились твои прадедушка и прабабушка.

– Как вы думаете, бабушка будет там счастлива?

– Возможно. А где еще ты думала развеять ее прах?

– Я пока не знаю. Наверное, где-то в городе. Мне кажется, Гавана – лучшее место для бабушки.

– Да, это так. Она любила Гавану даже после того, как та разбила ей сердце.

Анна встает из-за стола и убирает наши пустые тарелки.

– А каким был твой дед? – спрашивает она, стоя у раковины, повернувшись спиной ко мне.

Я тоже встаю из-за стола и, не обращая внимания на протесты, помогаю ей вымыть посуду. Необходимость церемониться с Анной Родригес кажется мне излишней; несмотря на то, что мы только что познакомились, она общается со мной очень непринужденно. Ведь моя бабушка была лучшей подругой ее детства, их объединяла целая глава жизни, и сейчас я ощущаю присутствие моей бабушки рядом с нами.

– Я не успела его хорошо узнать. Мне было десять лет, когда он умер, – отвечаю я. – Знаю, что они были счастливы. Любили друг друга. После его смерти у нее никого не было, она ни с кем не встречалась. Ее это не интересовало. У нее были мы – ее внучки, мой отец и ее дела. Кроме того, они были женаты почти сорок лет. Я думаю, ей было трудно начинать отношения с кем-то другим после того, как она прожила с дедушкой так долго.

Я очень отчетливо помню, как страдала бабушка. Я стояла рядом с ней в церкви Маленького Цветка, когда мы провожали дедушку в последний путь. Мы оплакивали его смерть, а моя рука сжимала ее руку. Двадцать один год спустя я стояла там же, смотрела на сверкающий гроб, в котором лежала моя бабушка, и утешала себя мыслями о том, что они снова вместе.

Брак моих родителей закончился катастрофой, поэтому мои бабушка и дедушка стали для меня примером. Их история была наполнена такой любовью и уважением, это давало мне надежду на то, что однажды я найду хорошего человека, которому смогу доверять, который будет моим другом и партнером, который будет любить меня так же преданно, как я буду любить его.

– Все, что Элиза рассказывала мне о нем, характеризовало его как самого замечательного человека, – с улыбкой сказала Анна. – Все эти годы твоя бабушка писала мне, когда у нее была возможность. Она попросила сохранить кое-что для тебя. Позволь мне принести это из моей комнаты.

Шаркающей походкой Анна вышла из кухни, оставляя меня одну. Я в предвкушении снова села за стол. Именно ради этого я приехала – чтобы расстаться с одной частичкой моей бабушки и, возможно, получить взамен другую, которую я смогу прижать к своей груди.

Две женщины возвращаются на кухню, ни одна из них не смотрит в мою сторону, словно я превратилась в мебель.

Я встаю и представляюсь.

Они обе пристально смотрят на меня; старшая первой начинает разговор.

– Меня зовут Каридад. Вы уже встречались с моим сыном Луисом.

Значит, я не ошиблась – это невестка Анны. Она такого же роста, как и ее сын, у нее такое же угловатое лицо, и двигается она с той же грацией.

– Да. Он был очень любезен и встретил меня в аэропорту.

– Он был нужен нам здесь, в ресторане. Сегодня очень много посетителей.

Она произносит эти слова холодным тоном, обрывая фразу, но смысл понятен: «а нам нужна была помощь Анны сегодня во время ужина, пока вы с ней болтали».

После этого Каридад проходит мимо, даже не посмотрев в мою сторону. Мои щеки пылают от ее невысказанного упрека.

Молодая женщина отвечает на мой взгляд суровым выражением лица.

– Меня зовут Кристина. Я жена Луиса.

Меня пронзает удар смертельного разочарования. Мы смотрим друг на друга, а в кухне воцаряется тишина. Я наконец почувствовала ту неприязнь, которой боялась, когда впервые планировала свою поездку на Кубу. Я чувствую, что меня молчаливо осуждают за то, что я не настоящая кубинка, меня считают предательницей своего народа, потому что моя семья сбежала из этой страны.

Изгнанники, живущие не только в Майами, но и по всему миру, ненавидят Кастро за то, что он отнял у них их страну, за то, что он отнял все, что у них было. Но здесь я столкнулась с совершенно иной, невысказанной ненавистью, исходящей от матери Луиса и его жены. Те кубинцы, которые уехали, по большей мере процветают, в отличие от тех, кто остался – им до сих пор приходится бороться, несмотря на обещания, которые они когда-то получили от правительства.

Кристина уходит, оставляя меня одну на кухне, которая выглядит так, словно время остановилось в пятидесятых годах, из нового – лишь импровизированный ремонт и отношение к делу.

Как бы моей бабушке жилось в этой версии Кубы? Почему-то я не могу представить себе, как она готовит черную фасоль и рис на старой плите. Моя бабушка могла быть очень разной в зависимости от того, какие у вас с ней были отношения. Для меня она всю жизнь была олицетворением любви, а для многих – дамой, которая управляла общиной кубинцев в Майами твердой рукой, усыпанной драгоценными камнями.

Конечно, ее семья после революции тоже очень пострадала. Бабушка рассказывала мне истории о том, как им пришлось приспосабливаться к совершенно новому образу жизни в Соединенных Штатах, как они оплакивали жизнь, которую им пришлось оставить на Кубе. Однако…

Моему прадеду потребовались годы, чтобы вернуть себе тот уровень жизни, которого он лишился из-за революции. Однажды он купил одно из самых больших поместий в Палм-Бич, чтобы показать всему миру, что даже коммунизм не может уничтожить семью Перес.

– А бабушка уже легла спать? – слышу я вопрос Луиса, который переступил порог кухни, держа в руках грязную посуду.

– Нет, она на минутку ушла в свою комнату.

Он ставит тарелки на крошечную стойку. Губы его плотно сжаты, а глаза кажутся уставшими.