Модный дом госпожи Морель - Катерина Заблоцкая

- И как?

- Их капитан сказал, что с такой психичкой, как я, не хочет иметь дела, - закатила глаза Элла.

- Хочешь, я представлю? Я же вижу твою фигуру со стороны, а не в зеркале, у меня может получиться лучше.

Кажется, Элла положительно оценила эту идею.

- Было бы чудесно, если б у тебя получилось! – воскликнула она. – Потому что шить прямо на себя, понимаешь, удовольствие ниже среднего, а на манекен, после чего утопаешь в платье, тоже такой себе замысел… Я пыталась представить себе манекен с точными параметрами на самом деле, - Элла как будто оправдывала собственную неудачу, - но у меня ничего не получилось. Как бы я ни представляла сантиметры, всё равно в итоге мою фантазию уносило слишком далеко, и выходило не то, что нужно. Так что, как видишь, никакой комнаты желаний не будет достаточно, если не умеешь четко держать мысль.

- Удивительно тогда, что моя машинка всё-таки делает строчку, - промолвил я. – Потому что я не слишком уверен в том, насколько правильно представил её функциональность.

- Зато ты четко представил, что она должна сделать, - отметила Элла. – Комната могла вытащить детали откуда-то из глубин твоего подсознания. Ну, или просто внутри начинить всё иначе, но так, чтобы она шила.

- Это называется «строчить», кстати, - промолвил я.

- Стро… - Элла закусила губу, переваривая слово. – Стро-чить. Занятное слово. Мне нравится. Значит, если я шью на этой штуке…

- Швейной машинке, ага.

- Если я шью на швейной машинке, я что-то строчу?

- Скорее, прострачиваешь.

Элла улыбнулась.

- Какое интересное слово. Прострачивать, - она облизнула губы, совершенно не задумываясь о том, как это может выглядеть со стороны, и улыбнулась мне. – Теперь буду говорить именно так…

- Поразительно, - с усмешкой отозвался я. – Эти слова ты запоминаешь с легкостью, а моё имя ты даже выговорить не можешь.

- Я уже сказала, что буду называть тебя только Дамиано.

- Да называй на здоровье, я ж не против, - улыбнулся я. – Просто занятно, почему так.

- Потому что твоё имя какое-то… иностранное, - призналась Элла. – Оно словно ускользает из моей памяти. Как, впрочем, и имя этого паразита, прекрасного принца… Но его я хотя бы могу выговорить. А с твоим словно что-то не мешает. Да и тебе больше идет, когда тебя называют Дамиано, чем когда я говорю вот то Де… Де… Не могу выговорить.

- Но мы же говорим с тобой на одном языке.

- Верно, - подтвердила Элла. – Но ведь на моем языке.

Я вдруг осознал, что, возможно, выговаривая родные слова, скорее озвучиваю какой-то их аналог. Словно моё сознание непроизвольно перестроилось.

- Значит… - я вслушался в звук своего голоса и осознал, что привычное слово звучит как-то иначе, только я не могу понять, в чем отличие. Вроде бы понятные выражения, и языком я этим владел всегда, сколько себя помню, он мне родной, но… Иной. Всё равно какой-то иной. – Я говорю не на своём языке.

- В таком случае, ты отлично владеешь моим.

- Нет, я… - я, признаться, был совершенно растерян. – Если честно, я не знаю, как так получилось. Понимаешь, я говорю слова, и они кажутся мне родными, но на самом деле они совершенно другие. Я раньше даже не обращал на это внимания, пока ты не сказала, что моё имя – моё настоящее имя, - звучит чужеродно. Но на самом деле меня зовут Демьян…

- Ты только что сказал «Дамиано».

- Нет, я сказал…

Я запнулся. Прокрутил про себя то, что только что промолвил, потом то, что услышал, и понял, что от моего прежнего имени не осталось ровным счетом ничего. Это казалось удивительным, если честно. Я ведь помнил и родной дом, и собственное имя, но последнее сейчас как будто подернулось некой дымкой, превращаясь в сочетание непонятных, трудновыговариваемых звуков.

Этот мир так стремительно переделывал меня под себя, что это просто потрясало. Я не ожидал подобной реакции; мне до последнего казалось, что всё это просто странный сон, который вот-вот закончится, и я вернусь в свою обычную, ничем не примечательную жизнь. А теперь вон оно что…

- Да, ты права. Я сказал «Дамиано», - сдался я. – Я теперь тоже не могу выговорить своё имя. Занятно…

- Выходит, наши миры – как отражения друг друга. Попав в это отражение, ты должен играть по новым правилам, - пожала плечами Элла. – И вынужден привыкать… Я понимаю, что это непросто, но…

- Всё нормально, - улыбнулся я. – Привыкну, конечно же. Сначала будет неловко, а потом втянусь. Просто… Наверное, ты понимаешь, как это, когда твой мир меняется, и у тебя остается только необходимость кое-как существовать в четко определенных рамках. Это… Не скажу, что неприятно. Просто мир вокруг не такой, каким я привык его видеть. И я сомневаюсь не только в том, что когда-то увижу родной дом, а и в том, что я его хотя бы не забуду.

- А надо ли помнить?

Я пожал плечами.

- Не знаю, Элла. Но если дереву отрубить корни, оно ж не будет зеленеть, правда?

Она ничего не ответила. Только взглянула на меня в последний раз и вновь повернулась к своей швейной машинке, словно подумала, не стала ли сама тем самым деревом, которому отрубили корни.

Я не чувствовала себя вдохновенной уже много месяцев. Конечно, что-то шила, потому что не хотела прощаться с этим полезным навыком и забывать, как делаются элементарные стежки, но по большей мере делала что-то простое, предназначенное для повседневного обихода. Я словно потеряла интерес к шитью, просиживая в четырех стенах и прогуливаясь по круглому саду, скрытому от посторонних глаз за стенами башни.

С появлением Дамиано мой мир переменился так стремительно, словно прежний был лишь пылью, и её смахнул решительный порыв ветра. В голове теперь одна за другой вспыхивали идеи, и я впервые пришла в комнату желаний с четким пониманием, что именно мне нужно.

На самом деле, у этой коробки, в которой появлялись загадываемые мною рулоны ткани, были свои недостатки. Я могла попросить самую нежную, самую тонкую, самую дорогую материю на свете, и получила бы её в первозданном виде, готовую к шитью, но мне надо было знать о её существовании! Я не могла гулять по широким рядам, скользить кончиками пальцев по краям рулонов и делать выбор. Всё, что я создавала, шло исключительно от меня, и пока я была пуста, идеи не приходили тоже.

Сейчас, впрочем, эта проблема исчезла. Все мои мысли занимали новые задумки, и я озвучивала их комнате желаний до тех пор, пока она не перестала отзываться на мой зов, требуя энергетической перезарядки. А потом, перетащив всё созданное в комнату для шитья – Дамиано, разумеется, помог мне с этим, - взялась шить.

Мужчина сидел рядом, как будто любуясь на то, что я делала. Мы много говорили, рассказывая друг другу о себе. Мне пришлось немало пояснить ему о местном мироустройстве, он учил меня новым словам, которые казались неестественными, чужеродными, но всё равно складывались в одну общую картину и помогали осознать свой, да и чужой мир гораздо лучше.