Кадавр. Как тело после смерти служит науке - Мэри Роуч

Арпад отрицательно качает головой. Снаружи и подальше от людей.

Вот такая история о распаде человеческого тела. Готова поспорить, что если бы люди XVIII и XIX веков знали о том, что происходит с телом после смерти, как знаем это вы и я, препарирование не показалось бы им таким ужасным выбором. Если вы видели препарированные и разложившиеся тела, первые не покажутся вам такими уж ужасными. Да, в XVIII и XIX веках мертвецов хоронили, но живые видели лишь внешнюю сторону обряда. Даже в гробу, расположенном на глубине шести футов под землей, тело в конце концов разлагается. Не всем бактериям, живущим в организме человека, требуется кислород; существует множество анаэробных бактерий, вполне способных справиться с задачей.

Конечно, в наши дни разработаны способы бальзамирования. Означает ли это, что у нас появилась возможность избежать отвратительного превращения в жидкую массу? Действительно ли погребальная наука открыла телу путь в вечность без грязи и гниения? Может ли мертвый оставаться эстетически привлекательным? Давайте посмотрим!

Колпачки на глаза — это просто кусочки пластика размером с десятицентовую монету. Они чуть крупнее контактных линз, менее гибкие и значительно менее удобные. На поверхности колпачка имеются маленькие острые выступы. Веко опускается на колпачок, но из-за этих выступов не может подняться обратно. Такие колпачки были изобретены служителями моргов, чтобы мертвые могли держать глаза закрытыми.

Этим утром мне несколько раз хотелось, чтобы кто-нибудь снабдил меня парой колпачков. Я стояла с открытыми глазами в помещении для бальзамирования трупов, принадлежащем Колледжу похоронного дела в Сан-Франциско.

Выше по лестнице — действующий морг, а над ним — классные комнаты и офисы колледжа, который является одним из самых старых и уважаемых в стране [18]. В обмен на снижение стоимости бальзамирования родственники усопших соглашаются на то, что в бальзамировании их близких будут принимать участие студенты. Это как постричься за пять долларов в школе парикмахерского искусства — либо повезет, либо нет.

Я позвонила в колледж, чтобы задать вопросы по поводу бальзамирования. Как надолго оно защищает тело от разложения? Можно ли достичь бесконечно долгой сохранности тела? Каковы принципы бальзамирования? Здесь согласились ответить на мои вопросы, а также задали мне встречный вопрос: не хочу ли я прийти и посмотреть, как это делается? Я согласилась — будь что будет.

Сегодня работу проводят два студента последнего года обучения — Тео Мартинес и Николь Д’Амброджио. Тео — темноволосый тридцатидевятилетний мужчина с длинным выразительным лицом и сухощавой фигурой — пришел учиться погребальному делу после смены нескольких мест службы в кредитных компаниях и туристических агентствах. Ему нравится, что работа в морге часто подразумевает предоставление жилья. До появления мобильных телефонов при большинстве моргов были квартиры, чтобы кто-то все время находился на месте, даже в ночное время. Что касается красавицы Николь, в ней интерес к профессии возник после просмотра сериала о следователе Квинси, который, если мне не изменяет память, был патологоанатомом. Впрочем, любой ответ человека, избравшего такую профессию, меня удовлетворяет не до конца. Пара облачилась в пластик и латекс, так же как и я, и любой другой, входящий в «зону брызг». Здесь работают с кровью, и одежда должна защитить от крови и всего, что может в ней находиться, к примеру ВИЧ или вируса гепатита.

Объектом внимания в этот день являлось тело семидесятипятилетнего человека, или труп трехнедельной давности, как вам будет угодно. Этот человек пожертвовал свое тело на научные цели, но, поскольку его вскрывали, наука вежливо отказалась. Анатомическая лаборатория разборчива, как ищущая любви женщина из высшего общества: претендент не должен быть слишком толстым или слишком высоким или иметь хронические заболевания. После трехнедельного хранения в университетском холодильнике тело перенесли сюда. Я согласилась не описывать каких-либо деталей, позволяющих идентифицировать этого человека, однако это не трудно, поскольку, как я предполагаю, внешний вид уже в значительной мере изменился в результате потери воды за время хранения. Тело кажется высушенным. Оно чем-то напоминает засохший пастернак.

До начала бальзамирования тело обмывают, как если бы его хоронили в открытом гробу или показывали семье в частном порядке. Хотя в данном случае этого тела не увидит никто, кроме служителей крематория. Николь обрабатывает рот и глаза дезинфицирующим раствором, затем смывает его водой. Хотя я знаю, что этот человек мертв, мне почему-то кажется, что он вздрогнет от прикосновения тампона к глазам и закашляется от воды, попавшей в гортань. Его неподвижность, его нечувствительность совершенно нереальны.

Студенты действуют по-деловому. Николь разглядывает рот мужчины. Ее рука покоится на его груди. Ее что-то беспокоит, и она приглашает Тео взглянуть. Они тихонько переговариваются, а потом Тео обращается ко мне: «Во рту скопился материал».

Я киваю головой, представляя себе вельвет в мелкий рубчик или хлопчатобумажную ткань в клеточку.

«Материал?»

«Отрыжка», — пытается объяснить Николь.

Это мне не помогает.

Инструктор колледжа Хью Макмонигл, или просто Мак, который руководит сегодняшним занятием, останавливается позади меня: «Дело в том, что содержимое желудка вернулось в рот». Газ, образующийся при работе бактерий, накапливается и создает давление, в результате чего содержимое желудка может выдавливаться обратно в пищевод и в рот. Кажется, что подобное осложнение не очень беспокоит Тео и Николь, хотя отрыжка — нечастое событие в лаборатории для бальзамирования.

Тео объясняет, что намеревается использовать аспиратор. Кажется, чтобы отвлечь меня от наблюдаемой картины, он похлопывает меня по плечу: «По-испански пылесос называют aspiradora».

Прежде чем подключить вакуум, Тео кладет на подбородок мужчины салфетку, а затем начинает отсасывать вещество, которое по виду напоминает шоколадный сироп, но совершенно определенно имеет другой вкус. Я спрашиваю, как ему удается преодолеть неприязнь при контакте с мертвыми телами и их выделениями. Подобно Арпаду Вассу, он говорит, что старается сконцентрироваться на позитивной стороне дела. «Если завелись паразиты, или у человека грязные зубы, или он не высморкался перед смертью, мы просто пытаемся исправить ситуацию, чтобы он выглядел привлекательнее».

Тео — холостяк. Я спрашиваю, не повлияло ли его решение заняться похоронным бизнесом на его сексуальные связи. Он выпрямляется и смотрит на меня: «Я маленького роста, я худой, я небогатый. Я бы сказал, что моя работа стоит на четвертом месте в списке факторов, ограничивающих мою эффективность в поисках партнерши». (Возможно, смена работы, напротив, помогла, поскольку в следующем году Тео женился.)

Затем Тео покрывает лицо мужчины чем-то наподобие крема для бритья, как я думаю, в качестве дезинфицирующего средства. На самом деле оказывается, что это и есть крем для бритья. Тео вставляет в бритву новое лезвие: «Когда вы бреете мертвого — это совсем по-другому». «Наверное».