Кровные узы - Анжела Марсонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И ей по нему звонили? – уточнил Брайант.
– Иногда, – ответила Лорна с задумчивым видом. – Хотя пару дней назад она сказала, что где-то его потеряла. Думала, что он выпал из кармана в парикмахерской.
Дополнительный телефон был фактором, с которым надо было немедленно разобраться.
– А у вас есть этот номер? – поинтересовалась инспектор.
– К тому моменту, как я пришла сюда на работу, номер был давно убран из системы, – покачала головой помощница Дианы. – Я пользовалась только ее новым номером. А тот она больше никому не давала.
Брайант достал блокнот и что-то записал в нем.
– Вчера вечером было какое-то торжество? – продолжила Ким.
Лорна утвердительно кивнула.
– А вообще, такие совместные выходы, они часто случались?
– Может быть, раз в месяц мы находили причину выйти и перекусить всем вместе, – ответила женщина, подумав немного. – У кого-то день рождения, кто-то увольняется, кто-то начинает работать… – Фишер сухо усмехнулась.
– А какой повод был вчера?
– О, вчера был день рождения Аманды. Целых сорок лет!
– На празднике не произошло ничего необычного?
– Вы имеете в виду, с Дианой? – нахмурилась Лорна.
Ким кивнула, уверенная, что это было понятно с самого начала.
Ее собеседница медленно покачала головой.
– Абсолютно ничего, инспектор, потому что Дианы там вообще не было.
Стоун откинулась на спинку стула и посмотрела на сержанта. Она знала, что они с Брайантом думают сейчас об одном и том же.
Где же, черт побери, была Диана Брайтман?
– Так где же, черт побери, она была? – озвучил Брайант их общий вопрос, пока они шли к машине.
Ким не стала отвечать. Это им предстоит выяснить.
Она достала телефон и набрала номер Стейси.
– Стейс, посмотри там, может быть, сможешь узнать что-то о втором телефоне. Похоже, что для старых контактов у Дианы была «Нокия».
– Слушаюсь.
– А еще проверь Сильвию Драммонд, ее дочь Ребекку и приходящую домработницу Анну Миллз. И последнее: посмотри, не появлялись ли в прессе новые данные о деле Труди Парсонс. Правда, девочка умерла год назад, но во время суда могли всплыть новые подробности, а Диана взяла на себя основную часть ответственности.
– Понято, босс, – подтвердила Стейси.
– Что сообщает Кев?
– Пока ничего. Он обнаружил адреса пары свидетелей, которые живут совсем рядом с пабом. Сейчас Кев едет к Китсу, а после этого направится в паб. – Стейси немного помолчала и добавила: – Он здорово недоволен, босс.
Это Ким не удивило. Задача обнаружить всех, кто был в пабе и в китайской закусочной, была просто гигантской. И Доусону предстояло ее выполнить.
Не успела Стоун разъединиться, как ее телефон зазвонил снова.
– Детектив-инспектор? – услышала Ким знакомый голос.
– Китс, неужели вы звоните мне по собственной воле? – удивилась она. – Понимаю, что вы сильно без меня скучаете, но на вскрытии будет Доусон…
– Думаю, что вам тоже стоит заглянуть сюда. Покажу вам кое-что…
– Хотела бы сказать, что у меня есть дела поинтереснее, но не могу. Мы уже в пути.
Такое приглашение от Китса кое-что значило.
Ким на это сильно рассчитывала.
Основную часть дня Руфь Уиллис пыталась избавиться от чувства тревоги, которое разбудило ее за час до 7.30 утра, – времени, когда отпирались камеры. Тревога никак не отпускала ее вместе с болезненным желанием понять, чем она вызвана. Если б она поняла причину, то, может быть, спазм в ее желудке пропал бы.
Обычно она не обращала внимания на настроения других заключенных в Иствуд-Парк. В течение года коллективные эмоции накатывались, как волны, усиливаясь перед Рождеством, другими праздниками и днями посещений и ослабевая после того, как эти дни проходили. После них появлялось чувство облегчения – еще один «повод» пришел и ушел. Подобные эмоции напоминали невидимые течения. А долго сдерживаемые разочарования, передающиеся от узника к узнику, приводили к проблемам.
Именно сейчас среди многих заключенных ощущалось некое беспокойство – нервная энергия, исходящая от них, отражалась от стен, полов, потолков и вновь возвращалась к ним же. Но к Руфи это не относилось.
В отличие от большинства заключенных, на стене ее камеры не висел календарь, в котором она отмечала бы дни, оставшиеся до момента освобождения. И она не позволяла сожалениям о том, что сидит в тюрьме, мучить ее каждый день.
Она лишила человека жизни, и теперь должна за это заплатить.
С момента своего заключения в тюрьму Руфь старалась вести себя как можно тише. Ей предстояло отсидеть пять лет, и она хотела, чтобы они прошли безо всяких неприятностей. Из тюрьмы она выйдет за три недели до того, как ей исполнится двадцать семь лет. Уиллис с благодарностью восприняла решение суда сократить ей срок после того, как стало известно о манипуляциях Александры Торн.
И, как всегда, мысли об Алекс вызвали у нее в душе бурю эмоций. Руфь ненавидела себя за то, что оказалась пешкой в руках этой женщины. Она ненавидела себя за то, что Алекс смогла использовать ее самые темные мысли об убийстве насильника. Ненавидела себя за свою слабость и за то, что лишила человека жизни. А вот заставить себя почувствовать вину за это убийство она не могла. Ведь этот мерзавец навсегда изменил ее жизнь. А с другой стороны, у него была мать, которая его оплакивала и которая не была ни в чем виновата…
Руфь чувствовала гордость, потому что смогла выступить против абсолютного зла, которое олицетворяла доктор Торн в суде, и рассказать свою историю. Всю, до последней запятой, после чего предоставила судьям самим решать, как быть с ней…
Но ирония состояла в том, что какая-то ее часть не могла забыть ту связь, которая возникла между ними с Александрой.
Алекс обладала даром «охмурять». Ее красота и очарование, когда она направляла их на человека, были неодолимыми и доставляли удовольствие.
Уиллис занялась изучением психологии и способов манипуляции, чтобы лучше понять свои слабости и уязвимые места. Много раз она с сомнением качала головой, читая о классических примерах разных манипуляций, которые использовала Торн, чтобы контролировать ее мозг. Свое собственное сознание представлялось Руфи в виде пустой машины, которая была оставлена на обочине с ключом в зажигании. Алекс просто повернула ключ и поехала.
Теперь Уиллис знала один из первых и самых важных тактических принципов, по которым можно определить, что манипулятор ищет жертву с целью овладеть ее мозгом на подсознательном уровне.