Богиня зеленой комнаты - Виктория Холт

А в это время Сара Сиддонс с царственным видом восседала в балконной ложе, готовая вершить суд.

Дороти играла для похожей на статую женщины в ложе, нависающей над сценой — почетное место для Сары, — но играла далеко не лучшим образом: нельзя играть хорошо, если все время стремишься понравиться кому-то. Актер забывает про зрителей, он поглощен только тем, что происходит на сцене, и это единственный путь к успеху. Но как можно было забыть про Сару? Она сама была абсолютно уверена в том, что про нее забыть невозможно.

Старшая дочь Роберта Кембла, Сара, родилась с актерским даром в крови. Она была королевой драмы и не намерена была расставаться с короной до конца своих дней. Ей было около тридцати лет, в Друри-Лейн она появилась, когда ей было семнадцать, и Дэвид Гаррик был там не только хозяином, но и ведущим актером. Так что едва ли игра провинциальной артистки могла легко произвести на нее сильное впечатление.

И она дала ясно понять, что не испытывает восторга. Когда спектакль закончился, ее с королевскими почестями проводили за кулисы — и вне сцены она продолжала исполнять роль королевы — и спросили, что она думает об игре миссис Джордан.

— Если вы меня спрашиваете, — сказала миссис Сиддонс, произнося слова так, словно они предназначались для находящихся в другом конце здания, и, приняв позу пророка, — я деликатно выскажу свое мнение.

Она никогда не довольствовалась одним словом, если поставленной цели можно было добиться шестью.

— Я пришла к этому выводу во время спектакля, и мой вывод заключается в следующем: будет разумно посоветовать миссис Джордан не искать приключений в Лондоне на сцене Друри-Лейн, а оставаться играть в провинции.

Именно это и хотели услышать недруги Дороти. Однако сама Дороти рассмеялась: что бы ни говорила миссис Сиддонс, это ее не остановит. У нее контракт, подписанный самим Ричардом Бринсли Шериданом и его компаньонами — Томасом Линли и доктором Джеймсом Фордом. Имея в кармане такой контракт, будет ли она обращать внимание на попытки какой-то актрисы — будь она сама Сара Сиддонс — помешать ей?

— Женская зависть, — решительно произнесла Грейс. И хотя казалось невероятным, что признанная королева драмы может завидовать провинциальной артистке, Дороти хотелось верить, что это именно так. В конце концов, она лет на семь-восемь моложе великой трагической актрисы, и хотя Сара принадлежала к числу самых красивых женщин, в ее внешности было что-то суровое. В любом случае, какой смысл во всех размышлениях и колебаниях? Она поедет в Друри-Лейн попытать счастья.

И в сентябре она уехала с Севера в Лондон вместе с матерью, Эстер, дочкой и братом Фрэнсисом. Остальные дети отправились в Уэльс к тетушке Бланш, но Дороти предстояло содержать всех на жалование, которое она надеялась получить на новом месте.

Лондон восхитил и ошеломил ее. Как только Дороти увидела его, она сразу поняла, что хочет жить именно в таком городе. Шумные улицы были забиты толпами людей, которые кричали и смеялись, и экипажами с изысканно одетыми седоками, напудренными и нарумяненными лица которых казались то очаровательными, то нелепыми и контрастировали с нищими, просившими милостыню на улицах и в аллеях.

Продавцы лаванды размахивали сладко пахнущими ветками перед носом у прохожих; пирожники с дешевыми лакомствами, чистильщики обуви, исполнители баллад, бродячие музыканты, распевающие свои последние шедевры тонкими пронзительными голосами, люди, готовые за пенни броситься под копыта лошадей, чтобы проложить вам дорогу в потоке экипажей — все это была жизнь, которой Дороти никогда раньше не видела. И она приняла твердое решение — она приехала, чтобы остаться здесь.

Они сняли квартиру на Генриетта-стрит; квартира была невелика, но Дороти предстояли большие расходы. Вся семья была в восторге от Лондона, Грейс говорила, что одно только пребывание на этих улицах само по себе — большое удовольствие для нее, и она понимает, что это единственное достойное место для жизни.

Театр Друри-Лейн сильно отличался от тех, в которых Дороти доводилось выступать раньше. Она знала, что театр часто посещают члены королевской семьи. Принц Уэльский был завсегдатаем и приходил в сопровождении своих друзей, братьев и дядюшек. Иногда появлялась и королевская чета, разумеется, в таких случаях давали наиболее добродетельные пьесы. Король и королева ценили Шекспира, потому что его ценили все, хотя было известно, что король не слишком лестно отзывался о его пьесах, называя их «скучной чепухой». Но народ хотел, чтобы они смотрели Шекспира, и они это делали.

Иное дело принцы — молодые, веселые люди — они любили хорошеньких актрис, особенно когда те появлялись на сцене в мужских костюмах.

Все актеры и актрисы трепетали перед Ричардом Бринсли Шериданом, автором «Школы злословия», «Соперников» и «Дуэньи», известным острословом и другом принца Уэльского; в театре он был самым важным человеком. Он увлекся политикой и занял пост министра финансов в коалиционном правительстве, связав свою судьбу с выдающимся государственным деятелем Чарльзом Джеймсом Фоксом. Разве можно было сравнить его с такими владельцами театров, как Дэйли или Уилкинсон! Шеридан отличался от них так же, как Лондон от провинции.

Приехав в Лондон, Дороти сразу же поняла, что ей следует использовать эту необыкновенную возможность и показать все, чему она научилась за годы работы в театре, чтобы остаться здесь. Она делилась своими мыслями с матерью и сестрой; больше всех она боялась Сары Сиддонс.

— Мне кажется, я понимаю, почему они позвали меня сюда, — сказала она. — Им нужна соперница Сары Сиддонс, а я боюсь, что никогда ею не стану.

— Почему? — с недоумением спросила Эстер.

— Потому что мы разные. У нее есть чувство собственного достоинства, а я этим качеством чаще пользуюсь в жизни, чем на сцене, согласись, мама. Она заставляет зрителей плакать, а я стараюсь их рассмешить. Она — леди Макбет, а я — сорванец. Хватит места для нас обеих, я в этом не сомневаюсь. Но я должна убедить в этом и других.

— Ты собираешься убеждать мистера Шеридана?

— Я должна, мама. Я не могу соперничать с Сарой. Зачем? Она уже здесь играет. Публика ее принимает. Она — королева трагедии, и никто не собирается свергать ее с трона, это все равно что... отобрать у короля его корону. Я не должна позволить им заставить меня играть в трагедиях. Я собираюсь добиться права самой выбрать пьесу для дебюта, и это будет комедия.

— Она права, мама, абсолютно права, — поддержала сестру Эстер.

— Ты уверена, что они позволят тебе выбирать? — спросила Грейс, не скрывая своих сомнений.

— Я уверена, что любая актриса имеет право выбрать пьесу для своего дебюта. — Дороти засмеялась. — Не бойся, мама. Предоставь это мне. Я смогу их убедить — ведь это единственное, на чем я настаиваю. Мне представилась возможность, которая выпадает раз в жизни, и я не собираюсь ее упускать.

Убедить мистера Шеридана оказалось легче, чем она предполагала. Он принял ее в своем кабинете вместе с управляющим Томом Кингом и вежливо выслушал все, что она хотела сказать ему. Она серьезна и очень привлекательна, думал он, мгновенно разглядев в ней качество, очень редкое и важное для актрисы. Это была не красота — когда она не была оживлена, то не казалась даже хорошенькой, — но лицо ее преображалось от внутреннего огня, и она становилась восхитительной, что, он был в этом уверен, не оставит зрителей равнодушными.