Печать света - Елена Чалова

После этого за столом воцарилось молчание, и Анри, отодвинув тарелку, поднялся.

— Благодарю тебя за завтрак, сестра. Тереза, передайте повару, что омлет был выше всяческих похвал. А теперь позвольте откланяться. Я вернусь к двум часам. Доброго дня.

И он ушел.

Вот черт, Мири расстроилась. Почему-то ей ужасно хотелось пообщаться с названым братцем, хотя она даже не представляла, о чем будет с ним говорить. Да и вообще — если бы бабушка считала, что у них есть нечто общее, она познакомила бы родную внучку с приемышами гораздо раньше, разве нет?

После завтрака она пошла в кабинет, включила компьютер и проверила почту. Эмиль расположился подле окна и тоже уткнулся в свой ноутбук. Мири писала ответ на одно из писем, когда раздался звонок и безупречно вежливый голос спросил, когда мадемуазель сможет подъехать в полицейское управление? Желательно через час…

— Хорошо, — согласилась Мири, решив не затягивать процесс.

Эмиль настоял, что поедет с ней, он также пытался присутствовать при допросе, но инспектор, удивленно приподняв брови, заявил, что мадемуазель, во-первых, совершеннолетняя, а во-вторых, является потерпевшей, а не обвиняемой, в адвокате не нуждается, а потому будьте добры, месье, подождите в коридоре. Ничего нового это посещение не дало: личность убитого пока не установлена. Мадемуазель уверена, что не видела его прежде? Да, у них есть данные о том, что в ее дом уже пытались залезть не так давно, и в связи с этим возникает вопрос: что такого ценного хранится на вилле? Может, имеет смысл воспользоваться банковской ячейкой?

Мири невольно коснулась ладонью груди, где под блузкой висел медальон, и клятвенно заверила инспектора, что ничего особо ценного в доме нет, а про содержимое сейфа она пока ничего не знает, все выяснится сегодня днем, и тогда, если там действительно окажется хоть что-то, кроме семейных бумаг, — все немедленно отправится в банковскую ячейку… Попросив поставить ее в известность, как только будет установлена личность преступника, девушка выпорхнула из кабинета, подхватила насупленного Эмиля, и они успели выпить кофе перед возвращением на виллу.

Собралось не так много народу: Соня, которая сняла номер в отеле, не пожелав останавливаться на вилле, Анри, невозмутимый и красивый, Мири, Эмиль и нотариус месье Лаваль, он же троюродный дядя Сэмюэль. Нотариус попросил горничную Терезу и повариху зайти в гостиную. Вскрыв завещание, он быстро пробежал его глазами и, найдя нужный пункт, прочел распоряжение выделить той и другой в благодарность за верную службу по симпатичной сумме, а также в качестве подарка горничной — меховую горжетку (норка) и чайный сервиз, а поварихе — обеденный сервиз и все, что она сочтет нужным забрать из кухни, если это не входит в обстановку виллы.

Обе дамы прослезились и, выразив подобающую случаю благодарность, покинули гостиную.

— Теперь вы, господа, — торжественно сказал нотариус и принялся читать завещание с самого начала, как положено:

«Я, Мириам Гринберг, будучи в здравом уме и твердой памяти…»

Мири и все остальные узнали, что Соня получает сто тысяч евро — «на то, что тебе захочется, дорогая». На имя Лилу и Мишеля открыты счета, суммы с которых могут расходоваться на их образование или медицинское обслуживание. Контроль за расходами возлагается на юридическую фирму месье Лаваля и Мири. Анри, как совершеннолетний, получает право распоряжаться деньгами, лежащими на его счете. Сама Мири получает квартиру в Париже и все остальное состояние бабушки, которое выражается… если округлить стоимость ценных бумаг… хотя вы же понимаете, что это не наличные деньги, — нотариус бросил вопросительный взгляд на девушку, и та кивнула. — …В приблизительной сумме в три миллиона евро. Также она получает два конверта: в одном — ключ от сейфа в доме, в другом — ключ от банковской ячейки. Аренда дома во Фрейбурге оплачена до конца года. Вот все, что он имеет сообщить.

Мири удивилась. Она, конечно, знала, что бабушка богата, но все-таки три миллиона — это много. И мама, наверное, обиделась. Она посмотрела на Соню. Та улыбнулась дочери и, перегнувшись через Эмиля, прошептала:

— Я знала условия завещания, она давно мне сказала, так что все нормально.

Однако это было не совсем нормально, и Мири все же показалось, что мать обижена.

Нотариус, тихонько кашлянув, объявил, что каждый получит копию завещания, и он с удовольствием выполнит все необходимые процедуры, раздал всем визитки, настойчиво попросил Мири связаться с ним в ближайшее время и уехал. Анри встал и двинулся следом.

— Анри, я прошу тебя подождать меня в кабинете, — быстро сказала Мири.

Он кивнул и вышел.

— Мама, я чувствую себя дурой, — резко сказала Мири. — И не знаю даже, почему бабушка так сделала.

— И не узнаешь, пока не станешь бабушкой, — хмыкнула Соня. — Многие говорят, что внуки гораздо дороже, чем дети, и более любимы. Поэтому не трать слов. Если я впаду в бедность, то обращусь к тебе за помощью, но пока у меня все очень неплохо. Мы с Джейком купили дом в Малибу. Бабушкины деньги пригодятся, чтобы сделать ремонт так, как я хотела. Если я тебе не нужна, дорогая, то я хотела бы улететь сегодня… сама понимаешь, оставлять мужа одного надолго не годится…

— Да, конечно, — механически отозвалась Мири. Они расцеловались, и мать ушла. Соня уехала на том же такси, что привезло ее из отеля. Она не планировала задерживаться, раз даже машину не отпустила, думала Мири с некоторым раздражением. Впрочем, это глупо — злиться на мать. Они никогда не были близки. Соня родила еще совсем молодой, как старомодно выразилась как-то савта — «принесла в подоле» — и совершенно неразумно отказалась назвать отца ребенка. Бабушка испробовала все, разве только кроме каленого железа, но обычно податливая Соня держалась как партизанка. Мириам воспитывала бабушка, а Соня много лет пыталась устроить свое женское счастье. Работала она финансовым аналитиком в крупной компании, несколько лет назад перебралась в Нью-Йорк, два года назад вышла, наконец, замуж и с родственниками общалась довольно редко.

Мири проводила взглядом такси, выехавшее за ворота виллы, повернулась и встретилась глазами с внимательным взглядом Эмиля. Так, с этим тоже надо что-то делать.

— Я думаю, тебе нужно вернуться в Париж, дорогой, — сказала она.

— И оставить тебя одну?

— Мне потребуется несколько дней, чтобы разобрать вещи, просмотреть содержимое ячейки и сейфа, встретиться с нотариусом и юристами, которые отвечают за счета детей.

— Ты уверена, что хочешь этим заниматься?

— У меня нет выбора. Деньги — это ответственность. А большие деньги — большая ответственность, так говорила бабушка.

Эмиль смотрел на нее с некоторым удивлением. «Чего он, интересно, ждал? — подумала Мири. — Что я все свалю на него? Или просто улизну в Париж, пустив дела на самотек? Смешно».

Будущий муж признал логичность ее доводов, они тепло простились. Мири несколько раз поцеловала его на прощание, а потом, поколебавшись, спросила: может, он полетит утром?