Кому нужна ревизия истории? Старые и новые споры о причинах Первой мировой войны - Миле Белаяц

Позднее, в 1914 г., Джолитти, как уже было сказано выше, публично заявил, что Австро-Венгрия собиралась напасть на Сербию еще летом 1913 г. Однако тогда ее не поддержали великие державы.

Как пишет А. Митрович, целый ряд австро-венгерских и германских документов того времени свидетельствует о поиске предлога для начала войны против Сербии. Историк, в частности, обращается к инструкции, полученной австро-венгерским послом в Берлине 1 августа 1913 г.: «Политика учтивости и экономического сотрудничества с Сербией “только тогда станет актуальной, когда нам удастся любыми средствами, например в результате победоносного военного наступления, убедить сербский народ в неосуществимости великосербских мечтаний и принудить его к лояльности в отношении Австро-Венгрии”». Митрович указывает, что и «3 октября 1913 г. в ходе заседания Объединенного совета министров (правительства – М. Б.) все присутствующие министры и представители вооруженных сил продемонстрировали единодушие и согласились с мнением рыцаря фон Билинского и графа фон Штюргка, что мы “должны подготовиться к этой масштабной борьбе”, “то есть интенсивно готовиться”, дабы в состоянии готовности встретить момент, который продемонстрирует, что “мы, несомненно, оскорблены Сербией”, после чего мы “приступим к действиям”, вследствие которых наступит capitis diminutio Сербии”»[96].

Помимо вышеописанных соображений австро-венгерскими правящими кругами двигал еще один иррациональный мотив – страх перед распадом и гибелью Монархии. Некоторые полагали, что предпочтительней героически погибнуть (Конрад), чем прозябать в постоянном страхе. По Вене ходила пословица: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца» («Besser ein Ende mit Schrecken als Schrecken ohne Ende»)[97].

Генерал-фельдмаршал Александр фон Кробатин, военный министр Австро-Венгрии, сторонник войны на Балканах

Германского кайзера и австро-венгерского престолонаследника Франца Фердинанда объединяли общие геополитические цели

Факсимиле официальных сербских документов следствия, предпринятого после Сараевского покушения

И сегодня мировая историография продолжает начатую в межвоенное время горячую общественную полемику о том, что сербское правительство, премьер Н. Пашич и отдельные министры на самом деле знали о готовящемся покушении. Правда ли, что «правительство знало о плане»? Хотело ли его осуществления, «хотя бы неосознанно»? Соответствовал ли он официальной линии, которой следовали правительственные органы, его реализовавшие? Или помощь, оказываемая отдельными лицами, была продиктована их личными убеждениями? Знали ли офицеры и агенты спецслужб, сотрудничавшие с разведкой, что сопровождают тех, кто готовит покушение на Франца Фердинанда, или, как и раньше, просто тайно переправляли людей и оружие? Выше мы привели несколько диаметрально противоположных точек зрения по этому вопросу, высказанных зарубежными историками. Наиболее категоричен Кристофер Кларк, который на вопрос, был ли Пашич осведомлен о заговоре, ответил, что несомненно. По крайней мере, о некоторых его аспектах, на что, дескать, указывает немало свидетельств, но самое важное – видного деятеля сербской Радикальной партии Любомира Йовановича (1924). Далее Кларк высказывает спекулятивное предположение, будто Пашича тайно оповещал не кто иной, как Милан Циганович, при посредстве которого нуждавшиеся в оружии заговорщики установили связь с майором Танкосичем. Этот информатор якобы работал на Пашича и следил по его поручению за деятельностью тайного общества. Кларк отвергает упреки в том, что он оперирует «косвенными доказательствами»[98]. Уместно напомнить, что сам Йованович не смог вспомнить, только ли ему (и когда) Пашич признался в своей осведомленности, или нескольким членам кабинета, или сразу всему правительству в ходе заседания. В то время, когда бывший министр предался реминисценциям о событиях десятилетней давности, он остро конфликтовал с премьер-министром. Все прочие остававшиеся в живых члены кабинета заявили, что им обо всем этом ничего не было известно.

Мы полагаем, что, абстрагировавшись от полемики, вызванной неточными послевоенными утверждениями Л. Йовановича, будто о «плане» со слова Пашича знало правительство или несколько министров, необходимо снова обратиться к уцелевшим ключевым документам того времени, на основании которых можно установить, что правительству было известно до покушения, и какие действия оно предприняло после него. Много внимания этому в своей работе уделил Владимир Дедиер, проанализировавший, помимо прочего, материалы, якобы обнаруженные во время войны австро-венгерскими властями и использовавшиеся в трудах др. Милоша Богичевича и др. Ганса Юберсбергера. Однако только в результате подготовки сборника «Документы о внешней политике Королевства Сербия» в научный оборот введены новые свидетельства, а некоторые документы опубликованы полностью.

Начнем с того, что 22 мая (4 июня) 1914 г. начальник Подринского округа Туцакович сигнализировал Министерству внутренних дел о том, что «получено донесение, согласно которому офицеры пограничной части… на днях попытаются при посредстве некоторых наших людей в Боснии перебросить туда некоторое количество оружия и бомб. Мне неизвестно, санкционирована ли эта деятельность, которую я собираюсь предотвратить, если не поступит иное распоряжение». Рапорт поступил в Белград 6 июня (по новому стилю). На этом документе начертана следующая, датированная 28 мая/12 июня резолюция: «Управлению Подрин. округа, г. Шабац. Господин начальник (Туцакович – М. Б.), в ответ на ваше секретное письмо от 22 сего месяца, адресованное г. министру вн. дел, в котором говорилось о бомбах и оружии, предназначенных для переброски в Боснию, имею честь известить вас, что, в соответствии с приказом г. министра-председателя, надлежит все подобные случаи предотвращать. Примите…»[99].