Анклав - Энн Агирре

– Понятно. И тогда они приставили к тебе новенького. А он оказался не таким резвым, как считала Шелк.

– Угу.

– Выходит, ты уже два года как Охотник.

Значит, он примерно на два года старше меня. Два года боевого опыта – огромный срок.

– Ну да, правильно.

«Хм, похоже, он разговорился. Надо этим воспользоваться…»

– А сколько ты прожил вот так… ну… сам по себе?

– В смысле? Не в поселении, а так, как дикий мальчик?

Я не очень-то поняла, что он имел в виду, но нам пришлось учить его вести себя цивилизованно – что правда, то правда.

– Ну да.

– Года четыре.

Тоже странно. Что-то не верится – особенно после того, как я на здешнюю туннельную жизнь насмотрелась. Но надо бы его расспросить поподробнее – пусть расскажет, как у него получилось выжить. Это будет полезная информация – вдруг пригодится. Но он отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Невидимка порылся в сумке и вытащил оттуда маленькую банку. Непохожую на ту жестянку, что едва не стоила нам нагоняя от Хранителя слов, – эта была серебристая и потертая. Он снял крышку, и в ноздри ударил непривычный запах, не то чтобы неприятный, просто какой-то очень лекарственный. Невидимка запустил в банку пальцы и намазал мне рану. В ней защипало, причем сильно.

– Это чего такое?

Надеюсь, в этот раз я не наступила ему на больную мозоль.

– Мазь целебная. Мне Строитель дал. Она хорошо обеззараживает раны. Но я понятия не имею, что там намешано. – Он улыбнулся. – Может, даже плесень…

А вот это интересно! В смысле, то, что у него есть мазь для обеззараживания ран, сделанная из плесени, – это как раз нормально. Но вот что кто-то из Строителей с ним настолько сдружился, что даже снадобье какое-то особое смешал – хм, вот это любопытно.

– А кто дал?

– Девушка одна. Ее Флажок зовут.

Я знала, кто это. Наперсток рассказывала про эту девушку – незадолго до моего имянаречения. Я тогда еще квартировала вместе с мелкими, а Камень с Наперстком уже переехали в собственное жилье и все такое, и потому рассказы Наперстка вызывали у меня жуткую ревность. А Наперсток, видно, с девушкой сдружилась и болтала без умолку: «Представляешь, Флажок научила меня шить кожаную сумку!» – сообщала она мне у общего костра. Подумаешь, отфыркивалась я, сумка кожаная! Да кому нужна эта дурацкая сумка! Я вообще скоро стану не кем-нибудь, а Охотницей! Это я себе повторяла каждую ночь после того, как мне приходилось плестись к другим мелким, а Камень и Наперсток направлялись в собственное жилище.

– А она может и для меня такую мазь приготовить?

Щипать перестало, и самочувствие мое значительно улучшилось. Снадобье действовало: я прямо чувствовала, как оно очищает рану – кожа стягивалась. Эдак через несколько дней кровоточащие раны зарубцуются, и у меня на руке останутся аккуратные шрамы.

– Почему бы и нет? Я вас познакомлю.

По голосу чувствовалось, что Флажок ему нравится, – в отличие от остальных. Я нахмурилась. Хм. Сначала Наперсток, теперь и Невидимка. Стоит познакомиться с этой девушкой – надо же выяснить, с чего от нее все без ума? Ну и мазь заодно попросить смешать. Навряд ли это мое последнее ранение – много вылазок впереди. Конечно, если мы выживем в этой…

Я оторвала еще один лоскут от рубашки. Протянула Невидимке ткань, и мы соприкоснулись пальцами. Он очень аккуратно принялся перевязывать мне руку. Прядь волос выбилась из хвоста, и Невидимка отвел ее в сторону – чтобы в узлы на бинтах не попало. Меня охватило странное чувство – что-то подсказывало, что надо отодвинуться от него, причем немедленно. Но, с другой стороны, он же мне помогал. И я сидела и смотрела, и не двигалась с места, хотя и уговаривала себя отвернуться и не смотреть. Невидимка убрал мазь в сумку.

Я настолько выбилась из сил, что даже есть не хотелось. Поспать бы сейчас… Но он сказал:

– Ну уж нет, салага. Давай, подкрепляйся. Ешь. Пей. Набирайся сил – я тебя не донесу, если что.

– А я тебя и не просила, – пробормотала я.

Ругая себя за такую элементарную ошибку, я вытащила припасы и принялась есть безо всякого аппетита – в отличие от Невидимки, которому еда доставляла удовольствие. Впрочем, он и в патрульных дольше, чем я, проходил. Да уж, никакие тренировки настоящий опыт не заменят. Надо бы собраться с силами.

– Думаю, мы оба можем поспать, – заметила я. – Если нас обнаружат, без шума они не прорвутся.

– Согласен. Надо и впрямь поспать, а то завтра пожалеем. Хорошо поспать, долго.

Да уж, без полноценного сна какие рефлексы. Да и сил прибавится. А если не получится поспать? Нет, о таком лучше не думать.

– За завтра до места доберемся? Если будем целый день бежать?

– Должны добраться.

– И что будем делать?

Он пожал плечами:

– Доберемся – увидим. Пока непонятно, какая там обстановка.

А потом он снова залез в сумку и вытащил серебристый металлический квадрат. Откинув крышечку, Невидимка чиркнул по колесику, и над квадратом вспыхнул тонкий язычок пламени. Я аж отшатнулась:

– Ты что делаешь?

– Вспоминаю.

– Что?

– Что раньше было.

Отлично – раз ему так хочется скрывать свое прошлое, я с расспросами не полезу.

– А что это?

– Зажигалка.

Пожалуй, в первый раз за все время он сам продолжил рассказ:

– Она принадлежала моему отцу. Как и часы.

Я в это время вытаскивала из сумки одеяло, но тут прямо замерла:

– А ты что, его помнишь?

– Ну да.

Ух ты! Вот это новости! В анклаве никто не знал своих Производителей. Да и откуда? Они обычно умирали еще до того, как мы подрастали настолько, чтобы запомнить лица. Смысла в этом тоже особого не было. За нами присматривали все Производители – а когда мы становились постарше, то отправлялись на занятия для мелких.

– Невидимка… – начала было я.

– Меня по-другому зовут, – зло отозвался он.

Но злился не на меня.

– Теперь тебя зовут так. Может, у тебя когда-то раньше было другое имя, но сейчас – сейчас у тебя это. Потому что ты его заслужил. Поэтому оно – настоящее.

Я верила в это от начала и до конца.

Он лишь вздохнул:

– Ну да. Наверное, ты права. Так что ты хотела спросить?

– А откуда ты? Ну, по-настоящему?

Я ожидала, что он назовет какое-то дальнее поселение. Многие так и думали: парень потерялся и как-то сумел выжить в туннелях, а потом наши патрули обнаружили его. Но он сказал: