Сеул – Хиросима. Август 1945 - Александра Флид

Третий – мужчина. Он прожил в деревне всю жизнь, но видела его Гён Ран всего несколько раз. Он рыбак, ходил с торговыми миссиями к японским берегам, до самой Окинавы. Там, в мерзкой Японии у него, оказывается, есть женщина и ребёнок. Была женщина. Пока её не изнасиловали два американских военных, после чего она наложила на себя руки. Теперь он не может смотреть на американскую форму. Значит, с теми, кто издевался над его народом, он и семью и детей завести может, а как пришли те, кто несёт свободу, так он сразу же почувствовал тошноту?

– Что стало с ребенком? – впервые подает голос Гён Ран, не переставая распределять рассаду. От долгого молчания голос хриплый и тихий.

– Никто не знает. Сгинул, наверное, – отвечает её великодушная собеседница. – Ты бы спросила, что с нами станет.

– А я знаю, что будет. Мы умрем, как и все остальные. От этой грязи уже не отмыться.

– Меня зовут Со Ён, – ни с того, ни с сего, представляется женщина. – Не хочу умирать рядом с незнакомкой.

– Я знаю, как вас зовут. Хоть меня и не было месяцами, за две недели я успевала узнать всё, что мне нужно.

– Мне жаль, что такая смышленая девочка как ты, Гён Ран, должна погибать в этой дыре.

Заключительный аккорд этой рапсодии совсем не удивляет Гён Ран. Вся деревня собралась, чтобы поглазеть и принять в этом участие. Виселиц нет, зато есть хорошая перекладина и четыре деревянных ящика. Прямо суд Линча, не иначе. И петли уже наготове.

Будут голосовать. Всей деревней. Гён Ран первая на очереди.

Кто-то стоит рядом с ней, перечисляя её преступления, но она ничего не слышит. Да и важно ли это? Какая разница, всё равно она не собирается оправдываться. Она вообще не будет ничего говорить. Все так заняты перечислением, что не замечают, как она сама встает на ближний ящик и надевает петлю. Всё готово.

Конечно, она хотела бы увидеть малышей напоследок, но отчего-то эта идея кажется не такой уж и хорошей. Может быть, всё дело в том, что она уверена, что эшафот, пусть даже и такой убогий – не место для детей.

Но, Господи, если ты, конечно, существуешь, почему бы тебе не повернуть свой промысел в другое русло? Почему бы тебе не перестать поступать так жестоко?

– Молишься нашим богам, предкам, или христианскому Господу? – шепчет за её спиной Со Ён.

– Тому, кто согласится помочь, – не оборачиваясь, отвечает Гён Ран.

– Не спеши умирать, – продолжает её новая подруга. – Успеешь ещё.

Гён Ран смотрит прямо перед собой, не разбирая лиц. В дальнем ряду мелькает знакомый образ, и она напряжённо приподнимается, пытаясь разглядеть его получше. Возможно, она так сильно скучала по ним, что ей уже начинает казаться.

Тёмные взъерошенные волосы, смуглая кожа, горящие глаза и тонкие жесткие губы – ошибки быть не может, это Мин Хо.

– Что ты делаешь?! – не сходя с ящика, кричит Гён Ран, ослабляя петлю и приподнимаясь на носочки. Она смотрит прямо на него, и люди, уловив её взгляд, также оборачиваются.

Мин Хо смотрит на неё издалека, и поначалу кажется, что она ошибается, но позже понимает, что в его глазах нет ничего кроме стыда и ненависти. Стыда… за неё? Ненависти к ней?

– Где малышка?! Где моя Ин Су?! – ещё громче кричит Гён Ран. – С ней всё хорошо?

Мальчик молчит и качает головой. Гён Ран бессознательно отмечает, что он ещё больше вытянулся и теперь выглядит гораздо старше. Он всегда был таким – взрослел слишком быстро. Достаточно ли он взрослый, чтобы принять решение? Она искренне надеется, что да. А ещё больше ей хочется, чтобы ему хватило ума взять на себя ответственность за свой выбор.

– Что же ты молчишь?! Где Ин Су?!

Мин Хо медленно отворачивается и ещё раз качает головой, прежде чем немного склонить голову и… сплюнуть за землю. Все головы разом поворачиваются к ней.

Гён Ран кивает, сглатывая комок в горле. Со Ён успевает схватить её за запястье, но она уже подходит к краю ящика, хладнокровно выбивая его у себя из-под ног. Достаточно только встать на самый край и качнуться вперёд, отталкивая угол ступнями.

Ящик, дребезжа, отъезжает назад, и свисающие ноги Гён Ран несколько раз глухо ударяются об его край, пока она раскачивается в петле.

Со Ён кричит, без слов, без выражения, на одной тональности, пытаясь вытащить девушку.

После того, как двое мужчин хватают её, приводя тем самым в чувство, она поднимает глаза, глядя на застывшего Мин Хо.

– Ты убил её. Если Господь милостив, ты никогда не поймёшь, почему это случилось.

Его всё ещё покачивает, и от слабости Шуго постоянно вынужден держаться за перила. Подполковник Хара уговаривал его подождать ещё немного, но внутри у Кавады разгорелся такой пожар, что он просто не мог усидеть на месте.

– Всё лечение насмарку, – ворчал старый подполковник. – Умрёшь, не успев выздороветь.

– Если задержусь хоть на день, точно умру, – ответил Шуго.

Корейский берег уже вырисовался на горизонте, но он точно знает, что радоваться ещё рано. Нужно увидеть её, а уж потом и переводить дух.

По крайней мере, дни жуткой неопределённости остались позади. Осталось совсем немного.

В это сложно поверить, но всего через тридцать лет Хиросима вновь приняла свой обычный вид. Осталось только «атомное здание» да мост Айои, на котором прочно отпечаталась тень матери Кавады. Он редко задумывается о том, что за силуэты лежат на мостовом полотне, даже не подозревая, что его мать, которая только через семь лет после «исчезновения» была признана погибшей, оставила свой след вместе с восемью другими пешеходами. Он вообще старается не ходить этой дорогой, изредка присоединяясь к поминальному шествию в годовщину взрыва. Ин Су принимает участие во всех парадах. Без неё он бы ни за что не решился на такое.

Вспоминать о том, что было, слишком больно. Он привык делать вид, что забыл обо всём и больше не испытывает сожалений – так легче и проще. Не нужно ничего объяснять и заверять приёмную дочь в том, что с ним всё в порядке. Ин Су и так слишком сильно беспокоится о нём, предпочитая жить в том же городе, невзирая на опасности. Она, впрочем, как и её муж, каждые шесть месяцев сдаёт кровь на проверку уровня лейкоцитов. Кавада говорит ей, что делает то же самое, хотя, на самом деле, это не так. Это, пожалуй, единственное, в чём он обманывает её. В остальном же, он всегда честен со своей дочерью. Она – всё, что у него осталось от прошлого. От Гён Ран, с которой он продолжает беседовать по ночам.

* * *

Он до сих пор помнит тот день, когда узнал о том, что её больше нет в живых. Если бы не та женщина, Со Ён, вряд ли он смог бы выбраться оттуда целым и невредимым – слишком много людей в деревне знали его в лицо.

* * *

– Папа, – как всегда, прежде чем постучать, Ин Су зовет его, встав у окна. Ей уже тридцать пять, у неё и самой есть дети, но она по-прежнему похожа на маленькую девочку. В чём-то ей удалось сохранить остатки наивности и детской хрупкости. – Папа, ты уже проснулся?