Поэт - Майкл Коннелли

— У него появились видения, и я сказала, что он должен обследоваться. Я заставила его пойти.

— Что за видения?

— Что он там присутствовал. Ты понимаешь — когда все случилось с девушкой. Ему казалось, что он видит, но не может остановить это.

Ее слова заставили меня вспомнить другую смерть, случившуюся много лет назад. Сара. Она проваливается под лед. Я помнил ощущение своей беспомощности, помнил, как это — наблюдать и не быть в состоянии помочь, совершенно ничем. Я снова взглянул на Райли.

— Знаешь, почему Шон туда поехал?

— Нет.

— Это из-за Сары?

— Говорю тебе — не знаю.

— Это случилось до того, как мы познакомились. Она умерла в том месте. Несчастный случай...

— Это мне известно. Но я понятия не имею, на что и как это повлияло. По крайней мере сейчас.

Не знал и я. Эта мысль смущала, как и многие другие, но я не мог дать им хода.

* * *

Прежде чем направиться в Денвер, я проехал через кладбище. Сам не знал, что делаю. Было уже темно, и с момента погребения прошло два сильных снегопада. Минут пятнадцать ушло на то, чтобы просто найти место, где мы похоронили Шона. Камня все еще не было. Я нашел могилу, ориентируясь по другой — той, что рядом. Могиле моей сестры.

На холмике земли, возвышавшемся над Шоном, лежала кучка заледеневших цветов и стоял пластиковый знак с его именем. У Сары никаких цветов не было. Некоторое время я смотрел на могилу Шона. Ночь стояла ясная, и в лунном свете я хорошо различал детали. Дыхание вырывалось изо рта клубами пара.

— Как же это, Шон? — спросил я вслух. — Как же это вышло?

Тут я понял, что делаю, и огляделся вокруг. На кладбище я находился совершенно один. Единственный из живых. Я вспомнил, как Райли сказала о Шоне, что он не нуждался ни в ком, чтобы освободиться от этого, и еще о том, что я сам не придавал значения подобным вещам, если они не позволяли написать хорошую статью. Как произошло, что мы с ним настолько отдалились? Брат и я. Мой близнец. Я не знал ответа. Вопрос лишь заставил меня снова ощутить горечь утраты. Заставил почувствовать себя так, словно в земле лежит не тот, кто должен был туда лечь.

Я вспомнил, что говорил Векслер в тот вечер, когда они пришли и объявили мне о смерти брата. Он говорил о дерьме, плывущем по трубам, и о том, что, в конце концов, его сделалось слишком много для Шона. Но я все еще не верил в это.

Мне следовало во что-то верить. Я подумал о Райли и о снимках Терезы Лофтон. И о моей сестре, проваливающейся под лед. Я верил, что негодяй, убивший девушку, заразил моего брата самой безнадежной формой отчаяния. Я верил, что Шон попал в ловушку из-за своего отчаяния и еще — из-за голубых глаз девушки, разрубленной надвое. И раз у него не нашлось брата, к которому он мог бы обратиться, он обратился к сестре. Шон вернулся к поглотившему ее озеру. И затем ушел к ней уже насовсем.

Я уехал с кладбища, ни разу не обернувшись.

Гладден перебазировался на новое место: в точку возле ограды, с противоположной стороны от женщины, собиравшей билеты. Здесь она не могла его видеть. Отсюда он наблюдал, как большая карусель медленно поворачивалась, начиная круг, и перед ним, словно на выставке, проходили лица всех детей. Запустив пальцы в крашеные светлые волосы, Гладден осторожно осматривался. Он удостоверился: любой наблюдатель сочтет его одним из родителей.

Карусель начала новый цикл. Шарманка завела трудноузнаваемую мелодию, а деревянные лошадки принялись двигаться в привычном танце, вращаясь против часовой стрелки. Сам Гладден никогда не пытался прокатиться на карусели — хотя, как он видел, многие из родителей делали это вместе со своими детьми. Он полагал это слишком опасным.

Тут он заметил девочку лет пяти, в отчаянии ухватившуюся за черного жеребца. Она сидела, нагнувшись и обхватив тонкими ручонками раскрашенную яркими полосами стойку, проходившую сквозь шею ее лошади. С одной стороны короткие розовые шорты съехали набок, открыв внутреннюю часть бедра. Кожа выглядела темной, коричнево-кофейного цвета. Гладден полез в сумку и вынул оттуда камеру. Он несколько укоротил выдержку, чтобы уменьшить эффект движения, и навел камеру на карусель. Сфокусировав изображение, он стал ждать, когда девочка появится перед ним на новом круге.

Съемка продолжалась всего два круга карусели, но он знал, что кадр получился и можно спрятать камеру. Гладден посмотрел вокруг, удостоверяясь, что все чисто, и заметил мужчину, облокотившегося на перила, примерно в двадцати футах справа. Этого мужчины здесь раньше не было. Что тревожило более всего — парень оказался в спортивной куртке и галстуке. Или извращенец, или полицейский. Гладден решил, что ему лучше уйти.

* * *

На пирсе его почти ослепило солнце. Гладден положил камеру в сумку и опустил со лба очки с зеркальным покрытием. Решив прогуляться, он направился вдоль пирса туда, где толпились люди. Если понадобится, он сумеет сбить со следа — если, конечно, за ним действительно следят. Он прошел полпути к выходу, спокойно и вальяжно, играя свою роль. Затем остановился у ограждения и, повернувшись, откинулся на него — словно желая поймать солнечное тепло. Лицо казалось повернутым к солнцу, но глаза, скрытые за темными очками, следили за тем пространством пирса, по которому он только что прошел.

Несколько секунд он не замечал ничего подозрительного. Человека -в спортивной куртке и галстуке поблизости не было. Как вдруг Гладден снова заметил преследователя — куртка уже висела на руке, а глаза оказались спрятанными за темными очками. Мужчина двигался вдоль галереи, медленно направляясь прямо к нему.

— Черт!

Гладден громко выругался.

Женщина, сидевшая неподалеку на скамейке вместе с мальчиком, неприязненно посмотрела на него, услышав нецензурное восклицание.

— Извините, — пробормотал Гладден.

Он повернулся и осмотрел другую половину пирса. Думать следовало быстро. Как он понимал, полицейские обычно работали в паре. Где второй? Уже через тридцать секунд он вычислил в толпе напарника. Ею оказалась женщина, и она находилась в тридцати ярдах от мужчины в галстуке. Ее одежда — не столь официальная в сравнении с первым копом: длинные брюки и куртка-поло. Она держалась в тени, что вполне понятно — в руке находилась рация. Гладден отчетливо видел, как женщина пыталась спрятать переговорное устройство. Пока он смотрел, она повернулась спиной и начала с кем-то разговаривать по рации. Она только что запросила подкрепление. Должна была запросить. Ему следовало сохранять спокойствие и действовать по плану. Человек в галстуке все еще находился ярдах в двадцати. Гладден покинул свое место у ограждения и направился к противоположному концу пирса, двигаясь несколько быстрее прежнего. Он сделал то же, что и женщина с рацией. Используя собственное тело как щит, он перекинул сумку так, что она оказалась точно спереди. Расстегнув «молнию», он засунул руку внутрь, нащупал камеру и, не вынимая ее, перевернул панелью управления кверху, вызвал режим стирания и полностью очистил память. Там находилось совсем мало кадров. Девочка на карусели, несколько детей из общественной душевой. Потеря невелика.