Кентавр - Элджернон Генри Блэквуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Месяцы пролетели быстро, и до возвращения оставалось уже совсем немного. За это время судьба была благосклонна к юноше: появились новые вакансии, и ему предстояло скорое повышение. Его письма были полны планов, как он заберет любимую и они купят маленький домик. Со здоровьем все обстояло не так благополучно: сухой климат ему не подходил, даже за столь короткий период у него произошло разжижение крови, а нервная система значительно расшаталась, и, вопреки предсказаниям врача, сухость вызывала бессонницу. Влажный климат подходил молодому человеку куда лучше. Однажды солнце уже сразило его своими пылающими лучами.
Но в письмах он этого не упоминал. Ларсен писал любимой о жизни, о работе, о спорте, о приятных знакомых, о своих шансах на повышение жалованья и о скорой женитьбе. За неделю до отплытия он отправился верхом проинспектировать недавние выработки компании. Ему предстояло проехать двадцать миль в глубь пустыни, недалеко от Эль-Чобака, по направлению к известняковым холмам Гуэбель-Хайди. Взяв с собой еды и питья, молодой человек отправился в путь в одиночку, так как уже наступила пятница[11]и никто не работал.
Произошедшее с ним было вполне ординарно. На обратном пути в полуденный зной его пони споткнулся о валун, скрытый предательским маревом, и сбросил всадника. Не успел Ларсен схватить поводья, как пони ускакал, оставив его в десяти-двенадцати милях от дома. Боль в колене препятствовала ходьбе, а шум в голове притуплял зрение, перед глазами все плыло. Но что еще хуже: вся его провизия была привязана к седлу и исчезла вместе с пони в пламенеющих просторах бескрайних песков. Молодой человек остался один в пустыне, под безжалостным полуденным солнцем, а между ним и спасением простиралось двенадцать миль крайне изнурительного пути.
В нормальном состоянии, он смог бы пройти это расстояние за четыре часа и оказаться дома еще до темноты, но колено болело так сильно, что за целый час он преодолел не больше мили. Ларсен задумался. Самым мудрым решением было бы остаться и подождать, пока пони не вернется в конюшню без седока, поведав тем самым вполне очевидную историю. И помощь придет. Именно так он и поступил, поскольку палящий зной и яркий солнечный свет опасны и неумолимы. К тому же встряска после падения давала о себе знать, он проголодался и ослаб, а многочасовое карабканье по горячим и сверкающим пескам грозило довести его до полного изнеможения.
Ларсен сел и потер ноющее колено. Это всего лишь маленькое приключение. И хотя он знал, что с пустыней шутить нельзя, но в тот момент не испытывал особой тревоги и только думал, как замечательно опишет все в письме. Или — какая волнующая мысль! — поведает любимой при встрече. Палящие лучи солнца клонили в сон. Он очень устал. Легкое оцепенение и дремота охватили юношу, и вскоре он уснул.
Это был долгий сон без сновидений… Когда Ларсен проснулся, солнце уже село, и сумерки накрыли пустыню, сделав воздух прохладным. Собственно, холод и разбудил его. Очень быстро, будто нарочно, погасло красное сияние заката, зажглись первые звезды, стемнело, и небо стало темно-фиолетовым. Юноша огляделся и понял, что не представляет, в каком направлении теперь идти. Есть хотелось все сильнее, холод пробирал до костей, особенно когда поднимался ветер, зато боль в колене несколько стихла. Молодой человек встал и немного прошелся — и тут же потерял из виду то место, где лежал. Тени просто поглотили его. «Да уж, — осознал он, — тут тебе не поля и мирные пустоши Англии. Это пустыня!» Самым безопасным будет оставаться на одном месте, только так его смогут найти; стоит начать передвигаться — пропадешь. Странно, что поисковой группы пока не видно. Тем не менее, чтобы не замерзнуть, надо было двигаться, поэтому он набрал груду камней, чтобы обозначить место, и стал ходить вокруг нее, описывая круги диаметром несколько десятков ярдов. Юноша сильно хромал, его терзал голод, тем не менее приключение не казалось слишком ужасным. Занимательная сторона по-прежнему преобладала. Несмотря на страдания плоти дух Ларсена не был сломлен; он сможет продержаться всю ночь, а если ситуация сложится хуже некуда, то и еще несколько. Но когда он попытался отыскать глазами свою кучку камней, то увидел, что их здесь десятки, сотни, тысячи. Поверхность пустыни была густо усеяна этими камнями. Его кучка затерялась среди них уже через пять минут.
Юноша снова сел. Но жалящий холод и ветер, пробирающийся под легкую одежду, вскоре опять заставили его подняться на ноги. Ночь была огромна и бесприютна. Столб странного зеленоватого зодиакального света, несколько часов видневшийся на западе, померк, а известные созвездия слились с тысячей неведомых звезд — ничто не могло указать ему путь. Ветер стонал и вздыхал среди дюн, громадное покрывало пустыни, словно издеваясь, накрыло весь мир. Откуда-то донесся вой шакалов…
Именно с воем шакалов к нему пришло непрошеное понимание, что это больше не игра, что из окружающей тьмы в упор, обступив со всех сторон, глядит суровая реальность. Положение стало безвыходным, он потерялся окончательно и бесповоротно. Сомнения поглотили Ларсена.
— Я должен успокоиться и подумать, — сказал юноша громко вслух.
Эхо ему не ответило, а голос прозвучал тихо и безжизненно, безбрежная пустыня поглощала его. Молодой человек снова встал и прошелся. Почему никто не приехал за ним? Прошло уже несколько часов. Пони давно должен был найти свою конюшню, или, может быть, он, обезумев, поскакал в другую сторону? Потуже затянув пояс, Ларсен стал просчитывать различные варианты.
Холод все усиливался. Теперь он никогда, никогда больше не сможет согреться; горячее солнце, что светило несколько часов назад, стало казаться сном. Днем он заливался потом от жары, а теперь трясся от озноба. Не приученный к лишениям, он не знал, что разумнее предпринять, тем не менее снял с себя сюртук и рубашку и стал с силой растирать кожу. Энергично помахав руками, наподобие лондонских возниц, он снова быстро оделся. И хотя голую спину ожгло ледяным ветром, после гимнастики ему все же стало чуть теплее.
Изможденный, он лежал, прислонившись к известняковой скале, и временами проваливался в сон, а ветер шумел над ним, и сухой песок покалывал кожу. Лицо любимой постоянно стояло перед ним, нежные глаза и тонкие руки ласкали его, он чувствовал запах светло-каштановых волос. Но в этом не было ничего странного: все его мысли были обращены к ней и к Англии, где росли шелковистая зеленая трава и большие пышные деревья, где жимолость и болиголов сплетались в живую изгородь… А бесчувственная пустыня стерегла его под сухим и безжалостным небом Египта…
Было, наверное, около пяти утра, когда юношу разбудил голос, и он резко вскочил — голос той ясновидящей. Ее слова растаяли во тьме, но одно осталось: вода! Сначала он удивился, но потом нашел логичное объяснение. Причина была чисто физиологической. Его тело нуждалось в воде, вот почему это слово преследовало его. Он испытывал жажду.
В тот миг юношу впервые обуял настоящий страх. День или два голод можно перетерпеть — но жажда! Жажда в пустыне — вот самая большая беда. Этот постулат, привитый еще в детстве, повергал в ужас. Стоило об этом подумать — и от мысли о жажде уже стало невозможно избавиться. Несмотря на все усилия, страх юноши рос по мере того, как росла его жажда. До этого он много курил, ел в обед острую пищу, сухой обжигающий воздух нес с собой щелочные пары. Молодой человек искал хотя бы холодный круглый камешек, чтобы положить в свой пылающий рот, но попадались только угловатые пыльные осколки известняка. Здесь не было других камней. Холод помогал ему сопротивляться, но подсознательно юноша знал, что надвигается нечто ужасное. Что это будет? Он пытался спрятаться от этих мыслей, гнал их, но ничего не мог поделать: полная тщетность его потуг против силы мироздания пугала. И тут он понял: ужас несло солнце. Безжалостное солнце уже в пути, оно вставало. Возвращение светила знаменовало смерть…