Тот самый перевал - Павел Сергеевич Почикаев

ущелье. Сверху над ним клубилось облако, составленное из снежной пыли, и в скором времени Маркусу предстояло погрузиться в него с головой.

Гладкие скальные стенки практически вертикально стремились к резко приблизившемуся небу, отдельные камни в тумане приобретали фантастические очертания: сначала Маркусу привиделось огромное лицо, сложенное из застывших глыб, затем в тумане мелькнула группа камней, прислонившаяся к стенке и напоминающая фигуру скрюченного человека. В какой-то момент над головой Маркуса стали разноситься орлиные крики, но снежный туман не давал возможности разглядеть самих птиц.

Он двигался не спеша, не забывая стряхивать с очков налипающие снежинки, часы на его руке отсчитывали положенные тридцать минут, и Маркус устраивал привалы. Он просто снимал рюкзак и уже без него ходил кругами по узкому горлу ущелья, впитывая в себя его мистическое очарование.

Но самое главное зрелище его ожидало ближе к выходу, здесь зажатое скальными тисками располагалось Изумрудное озеро, оно занимало всё пространство от стенки до стенки и обойти его можно было только по неширокому карнизу, проходящему над левой частью озера. Дойдя до высшей точки карниза, Маркус сумел охватить всё озеро целиком, наверное, фотографы отдали бы многое, чтобы сделать с этой позиции несколько кадров, потому как сейчас у своих ног Маркус наблюдал истинную жемчужину, запрятанную в скорлупе Умптекских гор.

Маркусу захотелось вернуться сюда вновь, чтобы ещё раз понаблюдать за спокойными водами Изумрудного озера.

Но дорога звала его дальше, красивые места – это не цель, а лишь веха, и всегда наступает момент, когда ты вынужден покинуть одно из них, чтобы отправиться на поиски нового. Выход из ущелья был помечен рощицей кривобоких северных деревьев, от которых начинался пологий спуск в долину Мёртвого ручья. Впереди его ждал небольшой перевал, но перед ним Маркус решил подкрепиться.

Эффект от действия лекарства закончился уже давно, но осознал Маркус это только выйдя из ущелья. В горле постоянно першило, виски сдавливало пульсирующей болью, а плечи начинало ломить. Он ощущал в себе вялость, мысли двигались внутри головы путанными кругами. По эту сторону ущелья задувал неприятный ветер, Маркус вынужден был замотать лицо шарфом. В чай он бросил сразу пять ложек сахара, надеясь таким образом немного взбодрить себя и поддержать силы, необходимые ему для перехода до Ло-Мантанга. Следующую кружку сладкого чая он решил выпить уже в ущелье Мёртвых.

Странное название для местности происходило от одной древней легенды, произошедшей многие столетия назад. Какое-то чужое племя желало вторгнуться на земли шаркхомбо, но местные жители, не отличавшиеся воинственностью, всё-таки сумели предпринять необходимые для защиты меры. Когда захватчики проходили перевалом, стоявшие сверху шархомбо устроили обвал, обрушив стены ущелья и похоронив под камнями чужаков. С тех пор перевал и текущий с него ручей называются Мёртвыми в память о том сражении. Ходят слухи, что и по сей день среди камней Мёртвого ущелья можно отыскать ярко-красные обломки, впитавшие в себя кровь павших воинов.

При иных обстоятельствах Маркус вполне возможно, что потратил бы время на поиски красных камней, но сейчас он изо всех сил торопился добраться до Ло-Мантанга, к тому же снег покрывал ущелье Мёртвых сплошным слоем, пряча цвета за белым однообразием. Маркус оскальзывался, несколько раз спотыкался и вынуждено хватался за выступающие скалы. Одно не самое удачное падение закончилось тем, что он порвал перчатку на правой руке и глубоко оцарапал два пальца. Холод немного притупил боль, и Маркус облизал ободранную кожу, пообещав себе заняться обработкой раны вечером.

Под слоями одежды он вспотел, но не рисковал расстёгивать молнию куртки, усталость утяжеляла каждый его шаг, лямки рюкзака так сильно вжимались в плечи, что грозили оторвать его измученные руки.

Он плёлся вперёд, спускаясь в долину Гольца, а северный ветер чертил в темнеющем небе предостерегающие знаки, но человек видел лишь игру снежинок, предвещавших смену погоды.

Сейчас: Маршрут

После того как шасси самолёта коснулись посадочной полосы, Маркус разжал пальцы, стиснувшие поручень пассажирского сидения. Он всю жизнь провёл в путешествиях, он летал в самолётах чаще многих своих знакомых, пересекая континенты и часовые пояса, но до сих пор так и не привык к ощущению полёта. Маркус по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке, когда находился в подвешенном состоянии на высоте десяти километров. Кое-кто из его попутчиков уже смело расстёгивали ремни безопасности, но с этим Маркус не торопился. Его кресло располагалось ближе к хвосту самолёта, а значит, выходить ему предстояло лишь в самом конце. Он вполне мог позволить себе пропустить всех страждущих вперёд. Скорее всего это была последняя задержка, которую он позволить себе, вряд ли в ближайшее время ему придётся рассчитывать на спокойных отдых. Звонок Джахира нёс сугубо тревожный посыл.

Глядя за тем, как люди постепенно вытягиваются в длинную очередь, он стал собирать свои немногочисленные вещи. С собою он успел прихватить книжку, однако даже не прикоснулся к ней за время трёхчасового полёта. А вот потрёпанный блокнот всё же успел пополниться некоторыми фразами. Странно, но представляя цель своей поездки, Маркус не мог отправиться в неё без блокнота. Видимо, потребность в сочинительстве и архивированию впечатлений настолько сильно вклинилась в его мозги, что стала главным лейтмотивом жизни. Интересно, напишет ли он книгу о своём повторном приключении по Умптекским горам? Подробности его первого опыта заполярного похода вышли в сборнике воспоминаний, который разошёлся на удивление быстро, Маркусу не хотелось думать, что читающую публику привлекают трагические истории, но факты указывали именно на это. Хотя его историю нельзя было в полной мере назвать «трагичной», закончилась она не так плохо, как могла, у неё получился счастливый финал, пусть даже его описание в книге разительно отличалось от действительности. Впервые в жизни Маркусу пришлось привирать, чего раньше в писательстве он себе никогда не позволял.

Из задумчивости его вывел какой-то толстяк, бочком протискивающийся в проход и ягодицами задевший локоть Маркуса. Самолёт практически опустел, толстяк уже успел добраться до единственного выхода, а Маркус тем временем поднялся со своего кресла. Блокнот, ручку и неиспользованную книгу он распихал по карманам, запахнул куртку и до самого горла застегнул молнию.

Проводница одарила его фирменной улыбкой, пожелала всего хорошего и исчезла из его жизни именно в тот момент, когда он ступил на трап. Сырой, горный, октябрьский ветер влажно прикоснулся к его лицу, напомнив о его прошлом визите в это место. Тяжёлое, низкое небо запомнилось ему именно таким. Левой рукой он придерживался за перила, а голова при этом не переставала вращаться по сторонам.

Неужели ещё восемь часов