Китайская шкатулка - Барбара Вуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Окаменевшую, дрожащую, ее удерживали на стуле тетушки и все повторяли ей, какая она смелая и какой красавицей и она вырастет. А тем временем проворные пальцы Мей-лин крепко бинтовали ногу, удерживая сломанные пальцы в новом положении, оставляя свободным только большой палец.
Все считали, что девочке повезло, поскольку именно Мей-лин провела эту операцию. Разумеется, такая процедура всегда причиняет боль, но у Мей-лин была специальная настойка из трав, облегчающая боль, и эликсиры, чтобы снять страх. А главное — само ее присутствие успокаивало.
Мей-лин была легендой острова: ученая женщина, которая прикасалась к пораженным болезнью телам — и люди испытывали облегчение. В свое время и ее ноги были перевязаны, что свидетельствовало о ее высоком происхождении.
Девочка тихо плакала, на алтаре Гуань-инь горели свечи, чтобы снискать милость богини. На улице, за высокой стеной, окружавшей двор, сингапурцы веселились на шумном празднике в честь умерших, а Мей-лин работала. Но, бинтуя крошечную ножку, она думала о вещем сне, приснившемся ей несколько дней назад. Прорицательница так расшифровала его:
— Приближается праздник духов, но не только духи умерших он принесет в твою в жизнь, Ли Мей-лин. Он приведёт с собой иностранного дьявола.
А прорицатель-мужчина поведал еще больше: демон явится из-за океана, у него будут светлые волосы и зеленые глаза.
— Он британец, о достопочтенный? — спросила Мей-лин. Как и у всей ее аристократической семьи, чьи корни уходили к созданию мира, ее чувства к британцам представляли собой смесь страха, терпимости и любопытства.
Но прорицатель сказал, что он американец.
И вот праздник духов бушевал на улицах, где пировали, смотрели кукольные представления и слушали китайскую оперу. поставленную ради развлечения умерших. Это был седьмой лунный месяц. По традиции считалось, что в это время открываются врата загробного царства и души умерших могут посетить оставшихся на земле. Семьи устраивали пышные застолья в домах в честь посещающих их умерших, а души тех, у кого не было потомков, неприкаянно бродили по улицам, голодные и завистливые. По всему городу горели свечи, благоухали благовония, и их сильный аромат поднимался до высоких стен сада и опускался на Мей-лин и собравшихся вокруг нее женщин.
Когда семья забрала девочку и отнесла в дом, чтобы порадоваться ее новым ножкам, Мей-лин медленно отправилась к себе по заполненным народом улицам, где фокусники развлекали живых и умерших, а люди пировали, щедро делясь с блуждающими по городу духами. Верная служанка Мей-лин шла следом. Она несла большую шкатулку с лекарствами и инструментами, без которых ее молодая хозяйка не выходила из дома.
Мей-лин не переставала думать о словах прорицателя и об этом американце, который должен был войти в ее жизнь. Но когда? Где? Как она узнает его? И на благо это или во вред? Должна ли она спасаться от загадочного американца или, набравшись храбрости, пойти к нему?
Мэй-лин никому ничего не сказала, хотя подобный секрет очень трудно хранить, живя в такой большой семье. Расположенный в богатом районе великолепный дом на Пикок-лейн был пристанищем не только для Мей-лин и ее овдовевшего отца, но и для многочисленных родственниц, которым больше негде было жить. Вдовы, не вышедшие замуж тетушки, молодые племянницы и кузины, дочери ее отца от третьей жены, умершей во время родов… Особняк был переполнен женщинами, но именно Мей-лин, чье имя означало «Красота и Ум», владела сердцем отца. «Это не по-китайски, — говорили порой пожилые женщины — особенно те, кто имел взрослых неженатых сыновей. — Безрассудно так любить дочь, давать ей такую свободу и позволить ей дожить до двадцати лет и не выйти замуж!» Но отец Мей-лин оставался глух к подобным разговорам. Он гордился тем, что отлично выучил свою старшую дочь. Она умела писать и разбиралась в медицине не хуже любого уважаемого доктора.
Разумеется, девушка могла посещать только женщин. В основном Мей-лин перевязывала ноги, потому что ее руки славились как самые нежные в Сингапуре, и принимала роды, потому что женщины говорили, что она приносит удачу и умеет безболезненно извлечь ребенка из чрева матери.
— Помогите! Помогите! — внезапно услышала Мей-лин и остановилась на людной улице.
— Что это было? — обратилась она к служанке.
Они обе прислушались, но не было слышно ничего, кроме музыки, смеха и грохота фейерверка в ночном небе.
— А что такое, сяо чжай? — спросила пожилая женщина, используя вежливое обращение «молодая хозяйка».
— Разве ты не слышала?..
— Помогите! — раздалось снова.
— Кто-то попал в беду! — Мей-лин оглядела улицу, заполненную китайцами и малайцами в праздничной одежде, но не заметила ни одного иностранца, хотя и кричали по-английски. — Там! — наконец воскликнула она, указав тёмную аллею. — Бежим скорее!
— Но, сяо чжай…
Однако Мей-лин не слушала — она двинулась по аллее так быстро, как только позволяли ее крошечные ножки и мелкие шажки. Служанка, будучи старше и толще, да еще обремененная ларцом из черного дерева с лекарствами, пыхтела у нее за спиной. Они подошли к концу аллеи и позади магазинчиков увидели, что какие-то головорезы избивают упавшего на землю мужчину.
— Ай! — закричала служанка. — Вернемся назад, сяо чжай! Это плохое предзнаменование, да еще в ночь духов…
Но Мей-лин смело бросилась вперед, крича и размахивая руками. Сначала хулиганы не обратили на нее внимания. Но когда девушка вошла в круг света от висячего фонарика и они увидели шелковый наряд, крошечные ножки и волосы, убранные в замысловатую прическу, они повернулись и разбежались, шлепая по аллее босыми ногами.
Мей-лин быстро опустилась на колени рядом с лежащим на земле человеком и увидела, что тот без сознания. Ом стонал, и пятна крови покрывали его белый пиджак, белую рубашку и брюки.
— Иностранный демон, сяо чжай! — Служанка быстро начертила в воздухе ограждающий знак. — Плохое предзнаменование!
Но Мей-лин положила руку на окровавленный лоб незнакомца. У него были белокурые волосы, а когда она приподняла его веки, то увидела зеленые глаза.
Американец, появление которого ей предсказали.
— Не трогайте его! — воскликнула служанка. — Это плохой знак!
Однако Мей-лин оставалась спокойной и казалась скорее завороженной, чем испуганной.
— Он ранен, — проговорила она. — Мы должны помочь ему.
— Я найду полицейских.
Но Мей-лин остановила женщину:
— Появление этого человека мне предвещал сон. Я не случайно оказалась рядом с ним.
Мей-лин выпрямилась и оглянулась. Вокруг никого не было — лишь тени танцевали на булыжниках, когда бумажные фонарики раскачивал ночной бриз.
— Иди туда, — приказала она, указывая на магазин шелковых тканей мадам Ва. — Отправляйся к хозяйке и попроси мадам Ва прислать своего самого сильного сына.