В сибирских лагерях. Воспоминания немецкого пленного. 1945-1946 - Хорст Герлах

Холодные лучи солнца пробились сквозь решетки, и свет ударил мне в глаза. Я повернулся на другой бок. Мне показалось странным, что чьи-то ноги, лежавшие рядом с моей головой, не пошевелились. Колеса продолжали монотонно стучать, производя все те же, уже до боли знакомые звуки. Они начали действовать мне на нервы, и я снова повернулся, толкнув соседа. Я пробормотал какие-то извинения, но ни слова не услышал в ответ. Странно, его глаза смотрели на меня не мигая. «Может, он разозлился?» – подумал я.

Я всмотрелся в его лицо. Он не дышал, а глаза казались стеклянными. Внезапно что-то екнуло у меня внутри. Холодный пот выступил на спине; я вздрогнул. Толкнув его ногу и не увидев ответной реакции, я понял, что всю ночь спал рядом с покойником. Когда поезд сделал очередную остановку, мы подождали, когда подойдет охранник и постучит в дверь. Мертвого быстро унесли. Это был первый из четырнадцати умерших в дороге.

Мы проехали город Гродно, потом въехали в Смоленск. Некоторые из бывших солдат, находившихся среди нас, узнавали места, где они воевали или работали. Оттуда мы повернули на север.

Мы терпели страшные лишения, самым сильным из которых было отсутствие воды. Хотя человек может прожить без еды несколько недель, без воды – лишь несколько дней. Жажда мучила нас еще больше, чем голод. День и ночь мы только и говорили о том, чтобы напиться, и даже во сне мне снилась вода. Я видел себя на ферме пьющим воду и никак не мог утолить жажду. Похожее состояние было и у остальных. Наше желание пить особенно увеличивалось из-за того, что нам давали сухой хлеб, жесткий, как кирпич. Кроме того, мы получали плавленый сыр, который также усугублял жажду.

Некоторые стали предпринимать попытки достать снег с окна, которое немного приоткрывалось в туалете. Это получалось не всегда, так как скоро охранники заметили наши уловки и стали стрелять, когда видели подобное. Теперь мы могли достать немного снега только ночью. Талая вода спровоцировала у некоторых сильнейшую диарею, и несколько человек из нашего вагона умерли в дороге.

Как-то ночью, проезжая по Литве, мы услышали стрельбу, которая продолжалась какое-то время. Литовец совершил побег из своего вагона. Позднее рассказывали, что русским так и не удалось его поймать. Он не мог не воспользоваться такой возможностью, так как находился в своей родной стране. Здесь у него было много друзей, он знал язык и, конечно, мог укрыться с большей легкостью, чем другие. Для нас, немцев, побег был абсолютно невозможен. После этого инцидента каждую ночь охранники ходили по крышам вагонов, чтобы избежать повторных попыток к бегству.

Два дня русские вообще не кормили нас. Результат не заставил себя ждать. Когда мы приехали в Москву, в нашем вагоне было семь мертвецов. И это было только начало.

Внезапно поезд резко остановился. Был уже вечер, когда охранники открыли двери вагона и приказали идти с вещами на выход. Собравшись с последними силами, мы выпрыгивали из вагона. После двухнедельного путешествия в жуткой тесноте мы еле двигались. Хотя в вагоне было не жарко, все же мы не мерзли, а здесь нас вывели на мороз, и ледяной ветер больно хлестал по лицу и рукам.

После построения нам дали приказ идти в дом. Наша колонна, имевшая жалкий вид, медленно двигалась в здание, располагавшееся рядом с железнодорожным депо. Когда мы вошли внутрь, то сразу же побежали к печке, чтобы хоть немного согреться, но очень скоро нас лишили и этой привилегии. Нам велели раздеться, и наша одежда подверглась дезинфекции. Эта процедура была необходима, так как мы не имели возможности помыться целый месяц. Только теперь нам позволили вымыть руки. Время от времени нас вызывали, чтобы выполнить кое-какую работу; например, вынести мертвых и после этого вымыть руки, окунув их в ледяной снег.

Мы сняли одежду, развесив ее на натянутой проволоке. Потом строем направились в цементную душевую комнату. Было страшно холодно; каждый дрожал. Потом нам выдали по куску мыла. Но где же вода? Воды не было.

Около двух часов стояли мы в сырой комнате, в голом виде, при температуре примерно 40 °C ниже нуля. Особенно трудно пришлось пожилым людям. Мы пытались согреться, делая гимнастику, но толка все равно не было, так как стояли мы на холодном мокром полу.

Наконец пошла вода. Мы начали пить первым делом, делая огромные глотки, и только потом стали мыться. После душа нам выдали назад нашу обработанную одежду и строем вывели на улицу, опять направляя к поезду. Там нас снова разделили по пятьдесят человек и загнали в тесные вагоны.

Поезд медленно тронулся. Никто не подозревал, что следующий отрезок нашего пути по России станет самым суровым.

Однажды ночью, когда поезд остановился в депо, появилась группа из четырех пьяных солдат. Они осветили вагон, бросив в керосин старые тряпки, которые загорелись. Распространилась страшная вонь. Во рту пересохло еще больше. Русские принялись шарить по нашим чемоданам в надежде найти хоть что-нибудь. Первым делом они изъяли бутылки с питьевой водой, которые мы припрятали. Перчатки, носки, ремни – все пошло в ход. Проверив сумки, они обыскали нас. Потом грабители перешли в другой вагон.

Вскоре я заболел конъюнктивитом, возможно из-за постоянного сквозняка. Солдат по имени Вилли наложил мне повязку. Теперь я вообще ничего не видел и чувствовал себя так, будто совсем собрался умирать. Кто-то воспользовался моей незрячестью и пододвинул меня к туалету. Здесь дуло еще сильнее. Если бы за мной не присматривали пожилой сержант и трое моих товарищей, мне вряд ли бы удалось выжить. Слава богу, воспаление быстро прошло, и даже не пришлось прибегать к помощи врача и медикаментов.

Иногда приходили охранники, чтобы выводить нас на работу. От нас требовалось выносить мертвых. В тот день я стал невольным свидетелем жесточайшего преступления, когда-либо виденного мной. Раньше нас звали выносить мертвых и грузить их тела в три вагона, прицепленные к поезду. Это были вагоны для мертвецов, которые в тот момент еще не были заполнены. Но когда мы были вынуждены выполнять работу в этот раз, я увидел, что они забиты доверху. Тела лежали друг на друге, с раскинутыми в разные стороны руками и ногами, и были немного подморожены. Мертвецы смотрели на нас пустыми глазами, как у дохлой рыбы. Это было страшно. Но и это было еще не самое худшее.

После того как мы собрали мертвых в каждом вагоне, нас отправили в середину состава. Когда открылась дверь, я почувствовал, как кровь застыла у меня в жилах. Около тридцати совсем больных пленников были брошены в этот вагон без оказания медицинской помощи, и теперь, спустя столько времени, прошедшего за период нашего путешествия, все они были мертвы. Хлеб, вода и банки с консервированными продуктами лежали нетронутыми. Меня охватил ужас. Я вспомнил, что несколько дней назад к нам в вагон заходил так называемый врач и спрашивал, есть ли больные. Тех, кто ссылался на болезнь, видимо, отправляли в этот вагон! Я поблагодарил Бога за то, что мой недуг быстро прошел и я не угодил сюда.