Код любви - Максимилиана Моррель

– Морис, что ты говоришь? Теперь мы поменялись ролями – я оказалась непонятой. Я бы давно сошла с ума, если бы мои близкие и друзья не понимали меня. Твоя сила оказалась твоей же слабостью. Ты презираешь людей за то, что ты другой. И тебя не любили таким, какой ты есть. Тебе нужно только понимание, а ведь это одна из составляющих любви друг к другу. Есть еще жалость, прощение, нежность, великодушие. Радость общения, самопожертвование. И еще многое-многое другое, свойственное людям. Ты не смеешь презирать людей за то, что сам не умеешь любить. Может быть, и в этом еще твоя боль. Вспомни, мой милый философ, – слезы опять потекли по щекам, – что ты тоже часть природы, еще не разгаданной, не понятой всеми, вспомни, что ты тоже можешь быть смертным. Не надо ненавидеть нас за наши ошибки. Это тебе занятие на вечность – понять людей.

Я тихо легла, закутавшись в одеяло, и прижала руку Мориса к своим губам. Вот оно, что так долго и тщательно скрывалось от моих глаз. Клыки – огромные, острые, кровожадные. Зрелище не для слабонервных. Но я уже не боюсь. Я уверена, ты не тронешь меня, Морис. Ты – поборник закона и блюститель порядка этого странного мира не живых и не мертвых.

– Что ты можешь знать об этом, женщина! Все твои догадки и подозрения основаны на мифологии. Ни один смертный не в состоянии осознать, что чувствует вампир. Да, мы хищники, нас нельзя приручить, но мирно сосуществовать с нами вполне возможно. Мы всегда жили среди вас. А вы даже не замечаете. С тех пор как я разобрался в себе, ни разу не было так, чтобы кто-то хоть что-нибудь заподозрил. Один необдуманный шаг, одно неосторожное слово, и может начаться война. Вампиры против обывателей с факелами или ван хельсингов с распятиями и колами. Но мы не хотим кровавого побоища. А потому создаем все новые и новые законы, защищающие людей от наших когтей и клыков. Люди гораздо чаще сами убивают друг друга, чем страдают от изголодавшихся вампиров. Да, возможно, мы презираем людей в общей их массе, но готовы на сильное, глубокое чувство, способное вывернуть наизнанку, истомить, иссушить. Если бы ты была безразлична мне, то никогда не узнала бы ничего из того, что услышала сейчас. Но ты сама желала докопаться до истины. Да разве легче тебе стало оттого, что раскрылось перед тобой? Завеса пала. Ты здесь, в моем доме, в одной постели с Мастером, любовница вампира. Одна из тысячи, но единственная из посвященных.

Я даже привстала на постели:

– Надеюсь, мой повелитель простит ничтожную рабыню, которая посмела любить его и самонадеянно поучать? Мне нелегко от твоих слов, Морис. Ты опять пытаешься подмять меня. Пусть я удостоилась твоего откровения, но все равно остаюсь одной из тысяч любовниц Мастера. Я даже твоего уважения не заслужила. Впрочем, закончим этот разговор, я понимаю тебя. Безусловно, не до конца. Это ведь не в человеческих силах? Теперь важно, чтобы ты понял меня. Надеюсь, на это тебе хватит вечности.

Морис соскользнул на пол и заметался по комнате, словно раненый зверь. Злобный оскал, по-прежнему искажавший его лицо, стал еще более агрессивным. Он взбешен. Так может быть разъярен только попавший в западню хищник. Что же с ним произошло, куда подевались холодная уверенность и безразличное спокойствие? Я сжалась еще больше, плотно завернувшись в покрывало, словно оно могло защитить меня от внезапного нападения.

– Прекрати попрекать меня вечностью! Если бы я хотел превратить тебя в свою рабыню, то давно бы уже сделал это. Ты стала бы послушной исполнительницей моих необузданных желаний и самых фантастических извращений. Но ты не нужна мне в образе безвольной куклы, бездушной игрушки, не способной самостоятельно мыслить и действовать. Я болен тобой, такой, какая ты есть, со всеми твоими страхами и амбициями. Я люблю в тебе человека, живого, дышащего, свободного, обычную и в то же время такую неординарную женщину. Ты притягиваешь меня к себе даже больше, чем я этого хочу. Впервые за многие десятилетия я полюбил. По-настоящему, пылко и страстно. Доверился тебе, как глупый мальчишка, хотя заранее знал, чем это все закончится. И что прикажешь теперь мне делать? Не упоминай больше о вечности как о проклятии. Ты – обыкновенный, смертный человек, и ты – мое проклятие. А сейчас, когда до рассвета есть еще немного времени, я хочу заняться с тобой любовью. Самой обыкновенной – ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ.

Один прыжок, и он уже рядом. Разрывает на мне покрывало, превращая его в жалкие лохмотья.

Я сдаюсь, уступаю! На – возьми! Но он не берет, он отдает себя. Всего, полностью. Без остатка.

Я проснулась, отошла от странного сна. Как обычно, лежу на животе, обхватив руками подушку. Уже утро. Рядом на постели Морис. Бледный, холодный. Безжизненные руки сложены на груди. Глаза закрыты. Ни дыхания, ни пульса. Мертвенная неподвижность. Какой ты сейчас беззащитный, весь в моей власти. Ласково провожу пальцами по волосам, легко прикасаюсь губами к губам. И шепчу:

– Спи, любовь моя. Надеюсь, тебе снятся хорошие сны?

Тебе ничто не грозит, король вампиров. Мой нежный и удивительный Мастер. Как мимолетно твое счастье, Гленда. Что ты можешь ему дать? Десять, ну, пятнадцать лет своей жизни. А потом? Вот что ты пытался мне сказать, Морис. Моя потеря будет легче, чем твоя. Нам просто не суждено быть вместе. Где здесь бумага? Слова сами вылетают из-под пера: «Я БУДУ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ ВСЮ ЖИЗНЬ. ГЛЕНДА».

Отличное приобретение, Гленда. Уже целую неделю не могу нарадоваться на свой новый дом в Лос-Анджелесе. И три месяца, как я уехала из Дак-Сити. Новая книга о любви и приключениях на тропическом острове была принята на «ура». А написана всего за два месяца. Вот это работоспособность! Да нет же, я погрузилась в работу, чтобы не думать о Морисе.

– Рей, ты уже позавтракал? Мы же собирались на пляж.

– Он уже допивает молоко, мисс О'Коннол, – слышу голос Лори.

Она помогает нам с Реем по хозяйству. Но еще не привыкла называть по имени. Какой огромный дом! Это после моей маленькой, но уютной квартиры в Нью-Йорке. Разросшийся сад отделяет его от дороги. Садовник рвется привести сад в порядок, но мне нравятся и солнечная поляна перед домом, и тенистые уголки, наполненные запахом цветущих растений. Сам дом одноэтажный, светлый. Другой стороной выходит прямо на широкую полосу берега океана. Короткие белые шорты и красный топик. Я отлично загорела за эту неделю. А Рей вообще похож на голубоглазого негритенка. Бежит ко мне через гостиную, громко топая ногами в своих любимых желтых с синими попугаями штанишках по колено. На верхней губе след от клубничного молока. И ручки липкие от чего-то сладкого. Подхватила его и целую, целую – не могу остановиться.

– А игрушки, мама!

– Я все собрала. И мячик тоже. Лори, мы будем к обеду!

Беру большую сумку с игрушками, ведерками, совочками, полотенцем и прочими, необходимыми для хорошего отдыха вещами. Выходим из гостиной на большое открытое крыльцо, а затем сразу на песок.

Морис, как ты живешь? Что у тебя интересного произошло в жизни? А ведь твоя жизнь достойна большого романа. У меня в памяти только короткие отрывки, вырванные из фраз. Сто пятьдесят девять лет… Вот это возраст! Ты ведь ухаживал за женщинами, когда они еще носили кринолины. О! Ты же южанин и джентльмен от рождения! Бродячая актерская труппа… Наверное, это было где-то в Европе? Какая-то баронесса… Интересно, что ты с ней сделал?