Сегодня, мама! - Сергей Лукьяненко

— Я продолжу, с вашего разрешения, — кротко сказалБормотан, и Измайлай моментально притих. — Кушать мы сегодня будемтворение уважаемого Витманца — кальмара, запеченного в глине. Не шумите, хватитна всех, кальмар гигантский. Затем всеми нами любимый Толяро предлагаетпопробовать его новые освежающие пастилки. Кальмара сейчас подадут. А я покаскажу пару слов о положении кулинарии в настоящее время.

— Разрешите высказаться! — Из первого ряда вдругпривстал огромный мужчина. Настоящий повар, на мой взгляд. На нем был белыйфартук с вышитым кальмаром, а на поясе — огромный нож. — Разрешитесказать! Здесь, в наших рядах, присутствует директор ресторана «Рыба в кляре».Тот самый, что три года назад посмел солить грибной суп моего изготовления. Стех пор он скрывался от меня… но настал миг. После заседания я поговорю с нимпо-мужски!

Сидящий на противоположной стороне зала щуплый парнишкамедленно сполз с кресла на пол.

— Витманец, не надо быть столь суровым, — одернулмужчину в фартуке Бормотан, — он уже наказан. Он ел ваш суп. Сядьте, прошувас. Так вот, о кулинарии. Времена сейчас для нее трудные. В земной кулинариинаметились две тенденции. Первая — старые опытные кулинары отошли от плиты.Сейчас, когда автоповара способны накормить любую семью любыми блюдами, им остаетсялишь творить для гурманов. Не все это выдерживают. Потеря цели заставила ихкрепко задуматься — кто же их ел? Вторая тенденция — молодые кулинары ударилисьв эскапизм. Их блюда уводят от реальности, заставляют забывать суровую прозужизни. Хорошо это или плохо — не отвечу. Но есть в этом подходе, в изготовлениизнаменитых хихикающих колбасок Измайлая, нерассасывающихся леденцов Гуляквы ипрочего, отказ от позиций, которые мне дороги.

А если вдуматься — никто еще не лишал нашу кулинарию ееисконных задач. Не исчез еще тот довольно толстый слой едоков — простите закаламбур, — что искали в еде особую, можно даже сказать, духовную пищу.Есть у кулинаров все возможности творить! Мы не сфинксы, которые могут умеретьот голода безболезненно, для которых еда — лишь процесс заправки энергией…

— Кто такие сфинксы? — прервал я Смолянина.Переводчик замолчал и скосил глаза на Кубатая. Потом неумело соврал:

— Не знаю…

Тем временем всем раздали тарелки с кусками кальмара. Мыосторожно отколупали глину и стали есть.

— А что, — промычал через минуту Стас, —вкусно. Вначале жевать трудно, — он глотнул, — а потом ничего.

Кулинары, дегустируя блюдо, вступали в дискуссию. Сразу женаметились оппоненты — молодой и тихий кулинар Еголя, который упрямо имонотонно твердил, что на каждый килограмм кальмара нужно было добавить ещесорок миллиграммов соли, и остроумный Измайлай, вся аргументация которогосводилась к вопросу: «Почему я должен есть этого многоногого?» На защитуВитманца встали сидящие с ним рядом Фишманец и Козинец, знаменитый дегустаторЕреслег и бородатый мужчина, который был не кулинаром и даже не дегустатором,но зато замечательно раскладывал пищу по тарелкам. Кубатай, увлеченныйпроисходящим, подпрыгивал на месте, то грызя кулак, то выхватывая из-за поясастоловый нож и рубя им воздух. Под конец он вытащил еще одну пригоршнюслипшихся семечек и принялся их лузгать. Треск заглушал даже тарахтеньеСмолянина.

Меня тем временем пихнули сзади. Я обернулся. Рыжий пацанпоказал мне завернутую в блестящую фольгу пастилку, потом показал на рот, потомэнергично замотал головой. Он советовал не есть. «Почему?» — глазами спросил я.Пацан скорчил жуткую гримасу и умоляюще прижал руку к сердцу.

— Ладно, — прошептал я, кивнув. — Небуду. — И сунул пастилку в карман.

Пацан указал мне на Стаса и снова принялвнимательно-задумчивый вид. Обернувшийся Кубатай подозрительно оглядел его ивновь замахал своим ножом. Я выждал минуту, придвинулся к Стасу, вынул у негоизо рта пастилку и шепнул:

— Ук па-шенгар![17]

— Ухр?[18] — кротко спросил Стас.

— Шен армахетга некеке![19]

Стас вздохнул, но спорить не стал. Смолянин удивленнотаращился на нас. Он не понимал, на каком языке мы говорим, а спрашиватьстеснялся. Шишки у него на голове запульсировали от натуги.

— Выскажу итог обсуждения, — говорил тем временемБормотан. — Никто из вас, коллеги, не решился приготовить такого огромногокальмара. А Витманец решился. Честь ему и хвала! И даже на вкус недурно.

После этого решили отдегустировать пастилки. Измайлайповозмущался немного, что они пахнут плохо и в процессе лизания липнут к языку.Но Толяро гордо ответил:

— Настоящая еда всегда невкусная! Вспомните пищупредков! В этом истоки неудач сладеньких конфеток и тортиков. И, кстати,поэтому плохи блюда автоповаров: они стараются готовить вкусно.

С этим спорить не стали, видимо, мысль была неожиданной иновой. Лишь Фишманец удивленно спросил, почему настоящая еда должна бытьневкусной. Толяро ответил:

— Дайте человеку вкусную пищу — он будет жрать ее иплевать в небо от скуки. Нет уж, еда должна даваться через муки, черезкатарсис… Впрочем, этих пастилок мои слова не касаются. Они сладенькие. Ешьте,не бойтесь.

Народ дружно зачавкал. Потом звуки смолкли. Мы со Стасом,так и не взявшие пастилки в рот, огляделись.

Все присутствующие вяло развалились на стульях. Они не тоспали, не то умерли. Смолянин плавно, но неотвратимо упал, трахнувшись головойо коробку с глиной из-под кальмаров, но все равно не проснулся. ТренированныйКубатай почуял неладное и уснул в тщетной попытке выковырять пастилку изо ртакончиком ножа. Менее подготовленные охранники лежали с блаженными улыбками налицах.

Из всего зала бодрствовали лишь мы со Стасом, рыжий пацан,мудрый Бормотан, который предусмотрительно не спешил с разжевыванием пастилки,и сам кулинар Толяро. Ой, нет. Еще не попались на эту удочку Фишманец,переевший кальмара, Витманец, не евший того, что готовил Толяро, и Козинец,вообще не евший того, что готовили его коллеги.

Бормотан что-то сказал.

— Вы их отравили, Толяро? — замогильным голосом,явно продолжая спать, прошептал Смолянин. И через секунду перевел ответ:

— Нет, конечно. Это гипнопастилки, заменители гипносна.Гипносон, как я считаю, должен даваться человеку не извне, а изнутри, черезпищу, через креп… креп… крепкий сон…

— Вот это верность долгу! — с восторгом сказалСтас, глядя на поверженного, но продолжающего трудиться Смолянина. Остаткикулинаров завязали бурную дискуссию, не обращая на нас никакого внимания.Смолянин побулькал-побулькал, пытаясь перевести пятерых одновременно говорящих,и затих.