Страшная тайна смартфона - Алла Озорнина

– Я согласна! – пылко ответила Рита, и в этот момент кто-то схватил ее за плечо и начал трясти. Конкурентки! – поняла она. Совсем обнаглели!

И закричала:

– Да отстаньте вы от меня!

– Ага, отстану, не дождешься! Вставай! – послышался уже знакомый голос, который Рите показался отвратительным!

Рита приоткрыла глаза. Дунька!

– Че надо?

– Проспали! Квашню заводить срочно!

– Что за чушь? Какая квашня? – снова погружаясь в сон, подумала Рита, повернулась на бок и…

Артист любимого сериала ждал от нее ответа.

– Конечно! – пылко сказала Рита. – Когда и куда приходить?

Опять тот же голос:

– Вставай давай!

– Да отстань ты! – сердито крикнула Рита и натянула на голову подушку. Вот пристала!

– Ну, погоди у меня! – донеслось до нее. На какое-то мгновение стало тихо. Рита перевернулась на другой бок и почувствовала, как новый знакомый обнимает ее за талию. Рита сладко причмокнула и отбросила подушку в сторону. И в этот самый момент кто-то сорвал с нее одеяло и обрушил чуть ли не ведро ледяной воды.

Рита вскочила.

У дверей с кувшином в руке стояла Дунька.

– С ума, что ли, сошла! – закричала Рита. – На спящего человека! Водой! Чуть сердце не разорвалось!

– У тебя разорвется, ага, – сказала Дунька. – Работы столько, а она дрыхнет!

Рита осмотрелась. Вот, оказывается, где она спала: в длинной узкой темной комнате с малюсеньким окошком. Вдоль стены – деревянная кровать, напротив, чуть ли не впритык к ней – тюфяк. В углу, рядом с кроватью, сундук.

– Ну че встала как столб! – закричала Дунька и бросила в Риту какую-то тряпку неопределенного цвета. – Тебе Митрофан Ильич что сказал? Мне помогать! Быстро одевайся, да на кухню!

Рита развернула тряпку – нечто похожее на сарафан.

– Фу, некрасиво! – сморщилась она.

– Совсем, что ли? Тебе, может, заморское платье дать?

Рита напялила сарафан и сморщилась еще больше: ну и дурацкий же! Из какой-то грубой ткани, и фасона дурацкого. Ясно дело, чей сарафан, Дунькин, чей же еще?

Рита потянулась к туфлям.

– Ты че, собралась в них хозяйничать?

Рита вспомнила, сколько мучений доставили эти туфли вчера и отбросила их в сторону.

– Тогда дай мне какие-нибудь тапки, что ли!

– Да где же я на твою лапу найду? Нога-то у тебя, как у солдата! Босиком будешь ходить. Ниче с тобой ни случится. В общем, умываться – и ко мне!

– А где умываться-то?

– На кухне мы умываемся. Да, если до ветру сходить – то это там, в конце сада.

– Как это – до ветру?

По лицу Дуньки без труда можно было прочесть: «Что с дуры возьмешь?». Но она, еле сдерживаясь, продолжала:

– Ну, в нужник!

– Какой нужник?

– Ой, да что же это такое! Как же это по-французски Настена говорила… С… С… Сортир!

– Ну так и сказала бы – туалет! Так он что, на улице?

– А где ж он должен быть? Конечно, на улице!

Рита сморщилась еще больше: тюфяк – твердый, сарафан – ужасный, еще и туалет на улице. Она в такие не ходила-то никогда – у них в коттедже теплый, как и положено.

– Между прочим, сортир-то – только у нас! – с гордостью добавила Дунька. – То есть, у Хохрякова. Больше ни у кого сортира нет.

– А деревенские куда ходят?

– Да куды придется! Все, делай свои дела – и на кухню.

– А кухня где?

– Зайдешь в дом и направо.

Понятно. Там, где в библиотеке расположен абонемент.

Дунька ушла. Рита задумалась. Ну ладно, по дому ходить босиком еще можно, а в сортир, как сказала Дунька, как пойдешь? Ночью шел дождь, наверняка в саду мокро, лужи кругом.

Рита надела одну туфлю, другую… То ли ноги за ночь опухли, то ли туфли удивительным образом ссохлись, но в них не только идти – стоять было невозможно. Она сделала несколько шагов – и что же? Пальцы уперлись в носки, задники впились в мозоли на пятках. Да еще эти шпильки высотой в десять сантиметров!

Стиснув зубы, Рита вышла в темный коридор. Впереди брезжил слабенький свет. К нему-то, как на ходулях, и поковыляла она со скоростью улитки. Шаг, другой, третий… В одном месте пол оказался неровным и ее повело в сторону. На мгновенье Рита уперлась во что-то плечом, и почти тот час же это что-то вдруг распахнулось и она ввалилась в образовавшийся дверной проем. «Это – конец», – подумала Рита, потирая ушибленный бок и постепенно приходя в себя после приземления. Ей повезло: падая, она то и дело натыкалась на какие-то препятствия, и это смягчило силу удара. При этом сверху на нее валилась всякая всячина. Рита поняла: она грохнулась в чулан, задевая полки. Для того чтобы встать, нужно было освободиться от упавших на нее вещей. Но… что это? Рите показалось, что в руках у нее нечто похожее на тапочек. Может быть, есть и второй?

Порывшись в отброшенных ею вещах, нащупала еще один, такой же. Теперь осталось выползти из чулана и оценить находку.

Сняв туфли, Рита босиком вышла в прихожую. Находкой оказались кожаные сапоги с обрезанными голенищами. Почти что тапочки! Видать, хохряковские. Рита примерила – конечно, большеватые, размера на три, наверное, больше, но как в них ногам хорошо!

Не снимая «тапочек» и взяв в руки туфли, она двинулась обратно по коридору. Только бы Дунька не хватилась ее, увидит, что Рита натворила в чулане, раскричится.

Нащупав дверной проем, бросила в темноту туфли, закрыла за собой дверь.

Теперь можно идти в… как назвала Дунька-то? А, в сортир!

Да, это был Арсений Булдыгеров, который не отрываясь смотрел на Никиту.

«То ли чудится, – подумал Никита, – то ли Арсения, как и нас, забросило в эту игру».

Арсения, его злейшего врага.

Да нет, Арсений не враг. Враг – это противник. Но разве можно назвать противником человека, при виде которого ты как безумный перебегаешь на другую сторону улицы или прячешься, неважно где, лишь бы он тебя не увидел. Ведь если увидит – мало не покажется. В лучшем случае скажет какую-то гадость и врежет напоследок. В худшем… Нет, об этом лучше не вспоминать.

Да, это – Арсений! С тонкими, словно ниточки губами, с прыщеватым лицом и маленькими рыбьими глазками… Только смотрели эти глазки на Никиту не зло и насмешливо, как обычно, а с удивлением и, даже, кажется с затаенным страхом.

Да и одет он был по-другому. Не как ТОТ Арсений. Почти как Никита сейчас – в такой же клетчатой рубахе и синих штанах, только, в отличие от него, заправленных в сапоги.