Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Великий герцог Людвиг рукой указал ей на памятник царю Николаю I, верхом на коне. Император представлен в мундире кавалергарда. Четыре статуи окружали пьедестал — Правосудие, Сила, Мудрость и Религия. Для них скульптору позировали его жена и три дочери…

Теперь их карета катила по набережной, по этой розоватой дамбе из финского гранита, и в этих двух набережных была заключена Нева, широкая, как морской залив.

Боже, как же привлекал ее, Аликс, этот Санкт-Петербург! Она не осмелилась признаться отцу, как сильно у нее колотилось сердце в груди. Да она и сама не знала толком, стоит ли ей в результате радоваться или огорчаться…

Великая княгиня оказала своей сестренке радушный прием, но без особых чувственных бесполезных излияний. Во взгляде красивых глаз Елизаветы сквозила суровость, сумрачность; ее близкое окружение фамильярно называло ее

Эллой, оно внимательно следило за ней, за малейшим проявлением нежности, которое могло бы свидетельствовать о том, что она совсем другой человек, не такой, каким она хочет предстать перед другими. Великий князь Сергей Александрович был куда более любезным и естественным, он заключил свою маленькую свояченицу в объятия, похвалил тестя за здоровый цвет лица и предоставил в их распоряжение свой дворец.

Аликс поместили на этаже для высоких гостей. Теперь ее уже не считали ребенком.

Из императорского дворца тут же прислали приглашение вновь прибывшим гостям.

Николай с Аликс встретились первый раз за ужином в Гатчине. Император Александр III в своих частных апартаментах, запросто, без всяких церемоний, словно хлебосольный помещик, принимал своего брата, его свояченицу и членов их семей.

На Аликс было очень простенькое платьице, чуть, может, провинциальное, из кремового шелка, с небольшим кружевным воротничком.

Императрица Мария Федоровна разглядывала ее с такой надменной холодностью, которую не могла не заметить даже великая княгиня Елизавета.

В одной из больших гостиных дворца за чаем после трапезы молодые люди, наконец, уединились. Можно сказать, что к этому их подталкивало окружение.

Аликс не осмеливалась поднять глаза на цесаревича. А он, тоже проявляя робость, в своей военной форме, смущенно крутил пуговицу на мундире, причем так неловко, что заставил улыбнуться молодую девушку…

— Ваше императорское высочество, надеюсь, простит меня, — начала она, — зато, что я нарушаю молчание…

— Что вы… напротив… напротив… — пробормотал сильно сконфуженный Николай, явно выражая ей глазами благодарность за то, что она, наконец, освободила от сковавшего его страха, не дававшего ему возможность заговорить с ней первым.

— Но, я хочу получить от Вашего высочества, — продолжала Аликс, — не только такое прощение.

Он был сильно этим удивлен и, казалось, стал еще более серьезным. Он взял ее за протянутую ему руку и подвел Аликс к канапе, на котором они оба устроились весьма церемонно, не торопливо.

— Что вы хотели сказать, принцесса?

— Я хотела бы попросить у вас прощения, если такое все еще возможно, за тот поступок, о котором мне приходится теперь так сожалеть.

Николай, этот сентиментальный юноша, все сразу понял. Он приложил палец к губам.

— Прежде позвольте мне называть вас просто Аликс, как Вас называет мой дядя. И потом, для чего просить прощение, которое уже было загодя дано. Я знаю, почему…

На глаза Аликс навернулись слезы, она не осмеливалась посмотреть на собеседника.

А цесаревич тем временем продолжал:

— Эта маленькая брошка — лишь признание того неизъяснимого притяжения, которое я испытываю к Вам… Не скрою, я был тогда несчастен, как обманутый ребенок… сегодня все забыто…

— Забыто? — Ей вдруг показалось, что вот этот выложенный плитками пол разверзнется под ними, и они рухнут вниз, в бездну вместе с канапе… Забыто — ничего себе! Что же этим он хотел сказать? Может, это просто мальчишеская выходка? Может, он хотел сказать, что теперь я о Вас не думаю? Ах, если бы только она была кокеткой, умела притворяться, как ее сестра Ирина! Нет, ей этого не дано… Ей даже не удавалось скрыть своего отчаяния, в которое ее погрузило это ужасное сомнение.

— Ваше высочество…

Он ее тут же перебил:

— Называйте меня просто — Николай. Мы ведь с вами почти родственники. Я — племянник вашей сестры.

— Я никогда не осмелюсь… — Ну, что вы! Попытайтесь! Вы уже настоящая барышня. Со мной хотят сблизиться многие молодые девушки из-за моего высокого положения, разумеется. Они поэтому называют меня — Ваше высочество. Но сейчас — мое самое заветное желание — сблизиться с Вами.

Он говорил это так красиво, скороговоркой, почти глухим голосом, он был в эту минуту таким искренним.

Аликс закрыла глаза. По всему ее телу внутри разливалась незнакомая прежде сладость. Нужно ли признаться и ей, что в ее девичьих мыслях он был ее избранником, тем человеком, с которым она связывала ту великую мечту, которая влечет любую молодую девушку? Как дать ему понять, что он был ее очаровательным принцем из сказки?

Первый вечер их пребывания в Санкт-Петербурге продолжался недолго. Он быстро закончился по желанию великокняжеских хозяев.

Но прощаясь, они условились о свидании назавтра, после полудня.

…В глубине души надменная Элла радовалась за свою сестричку. Она уже давно замыслила осуществить эту любовную идиллию — ее племянника с ее Солнышком. Она знала, что эта милая девушка умирала от скуки в своем Дармштадте, а где цесаревичу найти для себя такую образцовую во всех отношениях невесту, где? Однако прежде следовало бы узнать, понравились ли друг дружке молодые люди?

Почти каждый день цесаревич приходил к Аликс, брал ее за руку и вел кататься на замерзшие пруды по соседству. Аликс демонстрировала всем свое искусство на льду, — она могла запросто даже исполнить на коньках вальс, и сделать это легко, непринужденно.

Предлогами почти ежедневных встреч становились ужины, приемы, различные мероприятия.

Великая княгиня при любом удобном случае выспрашивала у царицы Марии Федоровны ее мнение по поводу своей младшей сестры.

— Она просто очаровательна, Элла, не спорю. Но мой сын еще так молод, а ваша сестра тем паче… Неужели вы считаете, что у них может зародиться серьезное чувство, о котором можно было бы говорить всерьез?

И эта миниатюрная, красивая императрица с копной каштановых волос не скрывала своего скептического отношения к замыслу Елизаветы. Но та все время ее теребила, и вот однажды она высказала свое суждение:

— Элла, мне не хотелось бы иметь невестку — немку… Уж ты меня извини. Не забывай, что мой сын — наследник престола. Его положение несколько отличается от положения вашего мужа. Если Судьба водружает вам на голову царскую корону, то не лишне принять чрезвычайные меры предосторожности.