Мужчина высшей пробы - Людмила Леонидова

И Оля решила.

Жизнь в летнем лагере оказалась совсем не сахар. Ответственность за ребят во сто крат выше, чем в школе. Что-бы и в речке не утонули, и в лесу не заблудились, и местные не обижали, и многое другое, о чем Оля даже не подозревала. До танцев дело не доходило. К вечеру она как подкошенная валилась с ног. И только присутствие Заломова помогало, не хотелось ударить в грязь лицом. Помощь и его твердую руку она чувствовала всюду. И еще она чувствовала… хотя вполне возможно, что ей это казалось, как Кирилл Петрович бросал на нее взгляды, в которых прочитывалось нечто большее, чем внимание к коллеге. Когда она серьезно поцарапала ногу в лесу, он лично сделал перевязку. Пальцы мужчины ее мечты касались бедра, он дул на свежий шрам, щипавший от йода, низко склонившись над ней. Оля жаждала, чтобы его губы прикоснулись к бедру, ей так хотелось погладить густую шевелюру волос.

— Ой! — вскрикнула она, хотя ей было совсем не так больно, и схватила его за руку. Он поднял голову.

— Потерпите, Олечка, — ласково сказал он и даже виновато улыбнулся. — Вот видите, не уберег я вас!

«Олечка, Олечка», — ночью стучало у нее в голове. Назвал по имени, так ласково! А она могла бы звать его Кириллом? От такой крамольной мысли даже пропал сон. Оля вышла на воздух. Летний лагерь располагался на опушке леса. Огромная желтая луна, которая словно касалась верхушек сосен, освещала все вокруг.

— Что, болит? — услышала она за спиной знакомый голос и вздрогнула от неожиданности.

— Вы тоже не спите? — повернувшись к нему, пробормотала она.

— Простудитесь. — Кирилл Петрович заботливо накинул на голые печи Оли свою куртку. — Пойдемте пройдемся, — предложил он.

Они направились к озеру. Девочки из летнего лагеря почему-то прозвали его Колдовским.

Несмотря на теплый июльский вечер, Олю познабливало. Обычно разговорчивая и веселая, сейчас она не знала, о чем говорить, а потому молчала, словно бука. Они дошли до озера и остановились на берегу. Луна, освещая все вокруг, круглым ярким шаром отражалась в прозрачной воде.

Первым начал Заломов.

— О чем вы думаете? — чтобы нарушить молчание, спросил он.

Конечно же, она думала о нем: какой он умный, сильный, славный. Ну хоть бы капелька недостатков! И еще она думала, что от него исходит такое обаяние, против которого невозможно устоять.

— О своих мыслях я рассказываю только самым близким людям, — кокетничая, отозвалась она.

— Например, кому? — Чуть насмешливый вопросительный взгляд в ответ.

— Тем, кому я очень доверяю.

— Мне показалось, что у нас с вами сложились вполне доверительные отношения, — настойчиво, но мягко возразил он.

— Да, конечно. Но это очень личные мысли. Я еще к вам не привыкла.

— Что же мне нужно такого сделать?

— Мало времени прошло… — не отвечая на его вопрос, словно самой себе сказала она.

— Еще через неделю привыкнете?

Оля понимала, что он шутит, но все же разозлилась.

— Когда вы сердитесь, ваши глаза из синих превращаются в черные.

Он развернул Олю к себе лицом.

— Черных глаз у людей не бывает, — совсем не зная, что говорить, прошептала она, чувствуя, будто ею овладевают колдовские чары.

«Озеро!» — вспомнила она девчонок.

— Вы, наверное, не помните, как я однажды сказал, что выбрал вас.

— Помню, — вдруг совсем потеряв голос, хрипло отозвалась Оля. — Это было при первом нашем разговоре, я тогда поинтересовалась: «В каком смысле?»

— Все точно. А теперь? — Голос директора звучал чуть взволнованно.

— Что теперь?

— Теперь вы поняли в каком?

Широкоплечий мужчина в джинсах и ковбойке, держащий ее за руку, был недосягаемым и в то же время близким, родным и желанным.

Каждое его движение, жест, случайное прикосновение вот уже столько дней, пока они здесь среди шумных и непоседливых детей, казались ей значительными и важными, как для юных школьниц взгляды однокашников. Чувствовал ли он то же, что и она, не желающая даже себе признаться, как давно и безнадежно влюблена?

Всегда прохладная рука девушки в его крепкой ладони сделалась горячей.

— Олечка… — Он заглянул в ее глубокие синие глаза. Она так долго ждала этого мига, что последующие слова не остались в памяти.

Она только помнила, как сама, встав на цыпочки, обняла его за шею, сомкнув в кольцо руки, ощутив, какой он большой и сильный, потом как он дотронулся губами до ее губ, как, осторожно взяв на руки, понес ее куда-то, уложил на траву.

Пахло земляникой и мятой. Он раздевал ее при свете луны, и шум леса заглушил их стоны.

Его загорелое тело касалось ее груди, ее бедер, и не было большего счастья в жизни, чем ощущать в себе этого мужчину. Такое счастье дано не каждому. Это был настоящий мужчина, мужчина высшей пробы.

Оля долго училась называть его просто по имени. Ореол уважения вокруг него не позволял переступить черту, за которой кончалось «вы» и начиналось «ты».

— Если ты не отучишься называть меня по отчеству, я буду чувствовать себя стариком, — упрекал он Олю.

— Я постараюсь, — положив голову на его необъятную грудь, счастливо шептала Оля.

Ее жизнь стала теперь другой, тайна, которую они охраняли от окружающих, сближала их еще больше. День наполнился ожиданием ночи.

Оля боялась выдать себя. На людях, среди ребят ей ни в коем случае нельзя было раскрыться.

Для Заломова в летнем лагере ничего не изменилось. Кирилл Петрович оставался таким же, как прежде: ровным, уравновешенным и всегда галантным. Он так же, как всегда, мог подать ей руку, переводя через ручей, помочь донести что-то тяжелое, просто улыбнуться, когда усталость валила ее с ног. А она нет! Это было нечестно и невыносимо.

Бивачный образ жизни добавлял в их отношения романтичность, остроту, свой, ни с чем не сравнимый смак. Однако в нем были и заметные минусы. Как каждой девушке, ей хотелось хорошо выглядеть, подкраситься и принарядиться. Но увы! Майка на голое тело, шорты и джинсы были ее повседневной одеждой.

«Эх, бабушка, как ты была права! — вытаскивая со дна сумки кружевной лифчик, сокрушалась она. — Зачем он здесь, в лесу?»

Платье, которое бабушка назвала сарафаном, тоже не пригодилось.

Здесь, на первозданно чистой природе, все, что не гармонировало и не сливалось с землей, травой, лесом, прозрачно чистым озером, казалось лишним, неорганичным, ненужным.

— Нагая ты прекрасна, как Ева, — проводя ладонью по двум маленьким грудкам и спускаясь по животу к пушистому бугорку, нашептывал ей возлюбленный.

Все было как во сне: купания голышом при свете луны, долгие поцелуи на траве и блаженный отдых.