Невольница: его добыча - Лика Семенова

Забежала за угол и в изнеможении схватилась рукой за стену, чтобы не упасть — из-за плотного влажного воздуха было тяжело дышать. Из горла вырывался хрип, я все время сплевывала вязкую слюну и пыталась прокашляться, чтобы стало легче, но это не помогало. В легкие будто набили ваты, через которую я должна вдыхать. Тяжело, с хрипом, без возможности набрать воздух полной грудью. Казалось, я бегу несколько часов и уже едва жива.

Со стороны космодрома послышался вой сирены — уже подняли тревогу. Хотя, это закономерно. Я наспех освободилась от формы, которая душила, словно меня завернули в целлофан. Будто скинула доспех. Она казалась слишком тяжелой, почти неподъемной. Даже такой вес отнимал силы, которые и без того высасывала эта непривычная атмосфера. Я бегло осмотрелась. Метров на пятьсот тянулась полоса выхолощенной черной земли, за ней начинался лес. Я верила, что это лес, таким показывали его в книгах. Или почти таким. Лес — это спасение.

Я вдохнула так глубоко, как только могла, подобрала подол и понеслась в сторону стены огромных разлапистых деревьев. Не оглядываясь, превозмогая себя, не думая ни о чем кроме своей цели. Я должна быть быстрее катера, хоть это и звучало смешно. Здесь, на открытом пространстве, катер вмиг покроет расстояние, но будет почти бесполезен в лесу. Я так думала. Хотела, чтобы так было. Вой сирены, докатывающийся с космодрома, бился в ушах, заглушаемый пульсацией крови и моим шумным больным дыханием. Я почти не чувствовала ног, но бежала и бежала, пока не вломилась в живую зеленую стену, раздирая кожу и платье. Книги называли что-то подобное кустами.

Я продралась через живую изгородь, оставив на ветвях лоскуты тонкой ткани, рухнула на влажную землю, пахнущую плесенью, и долго дышала, не в силах подняться, но в голове сумасшедшей мухой билась лишь одна фраза: «Беги». Беги! Быстрее, дальше, туда, где они не смогут достать. Я поднялась на четвереньки, откашлялась, пытаясь выплюнуть скопившуюся в горле слизь, но это не помогало. Трахея будто сузилась, как минимум, вдвое, забирая вдвое меньше воздуха. Я устало поднялась, обдирая ладонь о шершавый ствол дерева.

Я всегда мечтала увидеть лес. Вдохнуть его запах, рассмотреть каждую травинку, выучить все названия и насладиться каждой ноткой наполняющих его звуков. Я читала — здесь есть звери. И есть птицы. Настоящие. Певчие. С ярким оперением и пронзительными голосами. Я знала только белых лысоголовых грифов — спутников пустынных смертей. Они глодали изжаренные беспощадным солнцем кости, оттягивали жилистые куски разлагающейся плоти и заглатывали ужасными загнутыми клювами.

Но теперь не было времени насладиться удивительной красотой. В ушах все еще разливался вой сирены, а это значило, что я еще слишком близко. Непозволительно близко. Я отряхнула налипшие на подол опавшие листья и какие-то длинные иглы и пошла вглубь. Здесь ступать было еще тяжелее. Влажная земля комьями налипала на подошвы сандалий, постепенно превращаясь в неподъемный груз. Земляные комья приходилось счищать палкой, но они снова и снова налипали. Это отнимало время и силы. Я никогда не ходила по земле. Только песок. Сплошной раскаленный песок, засыпавшийся даже в голенища сапог. Но это было привычно. Обыденно. Это просто было.

Я запнулась о торчащую корягу и кубарем скатилась в затянутую мхом низину, увлекая за собой ворох отмершей листвы. Упала на живот и прижалась щекой к живому зеленому бархату. Подняться сил уже не  было, ослабевшие руки не могли выдержать мой собственный вес. Я лежала на влажном мху и беспомощно глядела по сторонам. Огромные бугристые стволы: то буроватые, то покрытые зеленым мхом, разлапистые сочно-зеленые растения, похожие на большие опахала. По беспомощной руке бесцеремонно ползла красная букашка с выпуклым крапчатым панцирем, щекотавшая своими крохотными ножками. Даже эта кроха понимала, что сейчас может делать это совершенно безнаказанно — нет сил даже стряхнуть ее. Над головой разливался ни на что не похожий густой шелест, который пронизывали мелодичные посвисты. Это другой мир.

Я опустила глаза и заметила большую естественную нишу под вывороченными корнями исполинского дерева. С трудом поднялась и забилась в природное укрытие, втягивая ноздрями запахи незнакомой земли. Странное место для ожидания конца.

Я знала, что найдут, и очень скоро. Даже не пыталась думать о том, что со мной будет.  Но тело предавало. Оно оказалось слишком слабым.

Я мерил кабинет нервными шагами до тех пор, пока не разболелась голова. Не знал, чем себя занять. Хитрая изворотливая дрянь! Открыл бар, плеснул в бокал горанского красного спирта — смертельное пойло. Заглотил одним махом и прижал ладони к лицу, с трудом делая глубокий шумный вдох. Почти яд. Крепкая жидкость обожгла слизистую, провалилась в пищевод и разлилась пожаром в желудке, но желанного облегчения не принесла. Я опустился в кресло перед столом, схватил сигарету, густой дым наполнил рот, заглушая терпкий привкус спирта. Я вновь затянулся и опустил голову: взгляд упал на приоткрытый ящик стола. Я выдвинул — пусто. Сучка прихватила пистолет.

Я в ярости ударил кулаком по столешнице, но, зараза, выдержала, лишь гулко загудела. Ударил еще и еще. Злость требовала выхода. Я нажал на кнопку селектора и вызвал Моргана. Адъютант вошел и встал у переборки, стараясь особо не смотреть мне в лицо, чтобы лишний раз не нарваться:

— Вызывали, мой полковник.

— Найди мне засранца, который стоял на карауле.

— Стояли двое, мой полковник.

— Веди обоих.

— Будет сделано, мой полковник, — мальчишка поспешно отсалютовал и скрылся с глаз, нырнув в дверной проем.

Караульные нашлись неожиданно быстро. Вошли, вытянулись у переборки, положив шлемы на согнутые локти:

— Мой полковник, рядовой Шандор по вашему приказанию прибыл.

— Мой полковник, рядовой Нур-Саан по вашему приказанию прибыл.

Второй оказался лигуром-полукровкой. Я всегда был к ним предвзят, из-за брата.

Я заложил руки за спину, чтобы ненароком не ударить. Имею право, никто слова не скажет, но все же…

— Вы стояли на карауле, когда рабыня сбежала?

Ответили хором:

— Я, мой полковник.

— Как это произошло?

Шандор сделал шаг вперед:

— Мой полковник, рабыня пыталась выйти, но я развернул ее. Она сошла с флагмана в форме рядового, мой полковник.

Я схватил его за ворот и притянул к себе:

— А ты не можешь отличить имперского солдата от переодетой бабы?

Хватило мозгов смолчать. Я разжал пальцы:

— Рапорты. Оба.

Шандор вытянулся и задрал подбородок:

— Уже сделано, мой полковник. Рапорты вручены капитану Торну.

— К подполковнику Твину, оба. Неделя гауптвахты с публичной поркой. Шагом марш.

Оба отсалютовали, едва держа лицо, и вышли.

Я не мог простить сам себя. Рабы крайне редко бегут. Боятся расплаты за побег Только захваченные переправляются в Сердце Империи в закрытых невольничьих отсеках, не имея возможности шататься по судну. Свободно передвигаются только личные слуги и смирные невольницы, которые особо угадили.