Жизнь на грешной земле - Анатолий Иванов

Варваре было тогда пятнадцать лет. Она обошла вокруг лежащей в пыли люстры и стала зачем-то протирать ее тряпочкой.

Люстру повесили в клубе. Позже в селе отстроили новый клуб, настоящий, с двумя зрительными залами, а в этом доме разместилась больница. Люстру оставили на прежнем месте. Только вместо свечей кузнец Михеев смастерил невысокие трубочки из белой жести, в которые можно было ввинчивать небольшие электрические лампочки.

Вспомнив все это, Варвара поняла, что находится в больнице. Как попала сюда — она еще не знала. Попытки восстановить в памяти происшедшее ни к чему не приводили. Каждый раз воспоминания обрывались на том месте, когда Федор, сбросив ее со своего плеча, толкнул ногой дверь и огородами пошел к лесу. Варвара начинала тяжело и беззвучно плакать.

— А вот плакать-то, волноваться в вашем положении и нельзя, — строго сказал ей молодой врач, недавно назначенный в районную больницу. Подчиняясь его голосу, Варвара краем простыни вытерла слезы.

Вскоре она начала поправляться. Повернув голову к окну, целыми часами смотрела на постаревшие, уже начинающие оседать сугробы, на чернеющий не по-зимнему лес. Иногда после обеда за окном звенела апрельская капель.

Однажды в больницу пришла Антипьевна, долго раскладывала на тумбочке какие-то банки, пирожки, крендели.

— Не пускают в палаты-то, — ворчала старуха, опрастывая сумку, — эти, как их? С крестами на лбах…

— Санитарки, — подсказала Варвара.

— Во-во, они. Уже на четвертый раз насилу пробилась к тебе. Это вот Михеева баба тебе гостинец послала, это Ваньки Прядухина старуха пирог испекла…

Опорожнив сумку, Антипьевна привычным жестом откинула полу больничного халата и села на краешек кровати.

— Ну как ты, Варварушка?

— Поправляюсь, Харитина Антипьевна, спасибо.

Старушка пожевала губами, снова оправила полу халата.

— Как там Витька мой?

— У вас баба Ваньки Прядухина живет. Ничего, смотрит, обстирывает. Он, Витька-то, перепужал всех до смерти. Прямо в контору прибег: мамка, грит, умерла. Народ кинулся, а ты лежишь, сердешная, и двери настежь… Врач сказывает, потрясение нервов какое-то и простуда. Легкое, говорит, застудила.

— За коровами моими кто ходит?

— Да я и хожу. Комолая отелилась. И первотелки тоже. Ты уж имей спокойствие…

Антипьевна ушла, а Варвара долго еще лежала не шевелясь и смотрела в окно. В ее темных глазах появился тот еле заметный блеск, по которому опытный врач безошибочно определяет, что больной начинает выздоравливать.

Выписалась Варвара из больницы, когда по всему селу играли ручьи, а возле скворешен суетились их возвратившиеся неугомонные жильцы. Витька бежал впереди матери, звонко шлепая сапогами по распустившимся лужам. Большая отцовская шапка то и дело сползала ему на глаза, и Витька поминутно поправлял ее. Варваре вдруг захотелось поднять сына на руки, поцеловать, прижать его к груди и нести до самого дома. Но Витька был уже почти у крыльца.

* * *

Что-то новое, задумчивое появилось в характере Варвары. Иногда, вечерами, она долго и печально смотрела на склонившегося над книжкой или тетрадкой сына, изредка вздыхала.

— Что ты, мама, так смотришь на меня? — спросил однажды Витька, быстро подняв голову.

Варвара вздрогнула, опустила глаза.

— Так, Витенька. На отца ты похож…

— Ну да… Ребята говорят: он сено колхозное пропил.

— А ты не слушай болтунов… — строго сказала Варвара и, словно побитая, ушла в другую комнату.

В эту ночь она не могла уснуть. «Дернуло меня за язык, — думала Варвара, ворочаясь с боку на бок. — Надо было как-то доказать Витьке, что это не так, что его товарищи ошибаются. Да как докажешь? Не маленький, все уже понимает…»

Ночами Варвара часто плакала. Но ее слез никто не видел. А днем, на работе она сторонилась людей, прятала от них глаза.

— Неразговорчивая ты стала какая-то, — сказала однажды Антипьевна, когда они с Варварой, почистив в стайках, присели отдохнуть на кучу почерневшей соломы.

— Не могу, Антипьевна, людям в глаза смотреть. Отдам я колхозу все сено, которое Федор пропил. Нынче вот получу на трудодни, сама накошу — и отдам.

— Да с тебя ведь никто и не просит. А может, Варварушка… — понизила голос Антипьевна, — ты уж прости на грешном слове… Может, тебе уйти из колхоза… к нему? А?

Варвара медленно покачала головой.

— Нет, Антипьевна. Некуда мне идти. Я тут родилась. Тут все кругом… родное.

Харитина Антипьевна расправляла старческой узловатой рукой на коленях полу своего клетчатого пальто, думала о чем-то и вздыхала.

— Я вот тоже не могу бросить коровушек. А вот уберу их — и спину разламывает… Не молодые годы-то…

Помолчав, Антипьевна тихо сказала:

— На селе-то разное болтают. Кто говорит: Варвара душой за колхоз болеет, потому сказала против Федора. А иные — съела, мол, мужа родного…

Глухо, смотря в сгущающуюся весеннюю темноту, Варвара проговорила:

— Где им понять? Федор — муж ведь, отец… Люблю его, проклятого. А жалею, что раньше не рассказала всего…

Крупные весенние звезды одна за другой загорались над притихшим селом. Иногда из леса тянул ветерок и приносил с собой запах распускающихся почек и перепрелых трав.

— Думала — поправить Федора. Переживем все, поймет он — и будем жить, как другие. А оно вон как вышло, — после долгого молчания проговорила Варвара, разламывая пальцами толстый полынный стебель.

Однажды Варвара подошла к зеркалу и увидела на голове седую прядь. Долго, словно в недоумении, она рассматривала неожиданно появившуюся седину.

— Мама, письмо! — звонко крикнул с порога Витька и вбежал в комнату. — Письмоноска меня сейчас встретила. На, говорит, отдай матери…

Варвара взяла письмо обеими руками, тихо охнула и, побледнев, прижала его к груди.

Это было первое письмо от Федора.

«Здравствуй, Варвара Ильинишна и сынок Витя, — писал Федор. — Вы, наверное, уже забыли меня, а я все думаю о вас. Ты извини, Варвара Ильинишна, что я тогда, в последний раз, пришел к тебе сильно пьяным. Эта водка чуть до тюрьмы меня не довела. Хотя оно, может, и лучше было бы, чем… Выкинули меня, как щенка за забор; ищи, мол, там свое счастье… А разве найдешь его здесь, коль потеряно оно в другом месте…

Сейчас я устроился на работу в городе на заводе. Дали мне квартиру, и вообще живу неплохо. Прошу тебя, Варвара, продай дом и приезжай ко мне. Держать тебя в колхозе никто не будет, потому как муж не колхозник…

Твой муж, Федор Крутояров».

Варвара несколько раз перечитала коротенькое письмо. От него веяло чем-то грустным и недосказанным.