Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон

Гунгниром, как алебардой, на дешевом железе меча появляются зазубрины, которые приходится править молотком и напильником. Однако и по зазубринам можно кое-что узнать. Если они образуются под прямым углом к клинку, значит Карли фехтовал правильно. От неумелого отбива на металле остаются царапины и зазубрины, идущие наискосок. В этот раз их нет.

Шеф отдал меч.

– Если столкнешься с настоящим воином, вроде человека, который обучал меня, ты умрешь, – сказал он. – Как и я бы умер. Но в армии викингов полно крестьянских детей. Ты можешь встретить одного из них. И не забывай, – добавил он, – если сойдешься с настоящим мечником, ты не должен драться честно.

– Ты так делал, – догадался Карли.

Шеф кивнул.

– Ты много чего делал, Шеф, о чем мне не рассказываешь.

– Если расскажу, ты не поверишь.

Карли сунул меч в деревянные, подбитые мехом ножны, которые они специально изготовили, – только в таких можно защитить меч от ржавчины в вечно влажном климате Дитмаршена. Оба побрели к лагерю, разбитому ярдах в тридцати, на полянке, где в тумане будто нехотя дымился костер.

– И ты не сказал, что собираешься делать, – продолжал Карли. – Неужто и впрямь позволишь Никко продать тебя на невольничьем рынке в Хедебю?

– Я и впрямь доберусь до Хедебю, – отвечал Шеф. – А там поглядим. Я не намерен кончить свои дни рабом. Скажи, Карли, как мои успехи?

Речь шла о тех долгих часах, которые Карли в обмен на уроки фехтования потратил, чтобы научить Шефа сжимать кулаки, бить коротким прямым вместо обычных размашистых свингов, двигаться и вкладывать в удар вес тела, защищаться руками и уворачиваться.

На лице Карли снова появилась обычная ухмылка.

– Да похоже, как и мои. Если встретишь настоящего противника, кулачного бойца с болот, он тебя одолеет. Но ты вполне можешь сбить человека с ног, если он будет стоять смирно.

Шеф задумчиво кивнул. Кулачному бою стоило научиться. Странно, что жители этого забытого уголка искусны только в одном виде единоборств. Наверное, они слишком мало торгуют и не имеют металла, вот и приходится драться голыми руками.

Один лишь Никко заметил возвращение Шефа и Карли в лагерь, наградив обоих сердитым взглядом.

– Мы будем в Хедебю завтра, – сказал он, – там наконец прекратятся твои гулянки. Я сказал, твои гулянки пора прекратить! – сорвался он на визг, так как Шеф его проигнорировал. – В Хедебю у тебя появится хозяин, он не даст валять дурака и прикидываться воином. Ты будешь вкалывать от зари до зари, об этом позаботится кожаный кнут. Ты его пробовал, я видел твою спину. Никакой ты не воин, а просто беглый!

Карли пнул комок грязи, едва не угодив в котелок Никко, и крик перешел в злобное бормотание.

– Это у нас последняя ночь, – негромко сказал Карли. – Есть идея. Завтра пойдем по хорошей дороге, по сухой земле, где живут датчане. Ты-то сможешь с ними разговаривать, а я плохо знаю язык. Но в полумиле отсюда есть деревня, там девки говорят по-нашему, по-болотному, как я и ты, – твой говор больше похож на фризский, но они тебя поймут. Так почему бы нам не наведаться туда и не узнать, вдруг там кому-нибудь надоели их утконогие парни?

Шеф взглянул на Карли со смесью раздражения и симпатии. За неделю, проведенную в приморской деревне, он понял, что Карли жизнерадостный, открытый и легкомысленный – женщины таких обожают. Их привлекают юмор и беззаботность. Похоже, он побегал за каждой юбкой в своей деревне, и, скорее всего, успешно. Некоторые мужья и отцы знали, да помалкивали, не давали Карли повод пустить в ход кулаки. Всеобщим одобрением было встречено решение послать Карли на ярмарку вместе с Никко и другими, независимо от того, пойдет с ними Шеф или нет.

Последняя ночь, которую Карли провел под родительским кровом, то и дело прерывалась царапаньем в ставни и молчаливым уходом в кусты за хижиной.

К этим женщинам Шеф не имел никакого отношения, и у него не было оснований ревновать… Однако Карли пробудил тревогу в его душе. В юности, работая в кузнице на фенах Эмнета и разнося по соседним деревням заказы, Шеф несколько раз имел дело с девушками – дочерьми керлов и даже рабов. Не с юными леди, чье девичество было предметом семейной гордости и тщательно охранялось, а с теми, кто всегда готов открыть невинному юнцу глаза на жизнь. Впрочем, Шеф никогда не пользовался у женского пола таким успехом, как Карли. Возможно, девушек пугала его серьезность и одержимость; они догадывались, что все его помыслы о будущем; но он, по крайней мере, не чувствовал себя обделенным или неполноценным.

Потом был набег викингов на Эмнет, его приемного отца искалечили, схватили Годиву. То утро в убогой лесной лачуге, когда он стал для Годивы первым мужчиной и решил, что достиг предела мечтаний. С тех пор у Шефа не было близости с женщиной, даже с Годивой, хоть он и вернул ее себе; не было даже после того, как на него надели золотой королевский венец. Напрасно половина шлюх в Англии ждала его знака. Шеф иногда задумывался, не подействовала ли на рассудок Иварова угроза кастрировать его. Он знал, что остается полноценным мужчиной, но ведь таковым, по словам Хунда, был и сам Ивар, и все-таки его прозвали Бескостным. Неужели Шеф заразился бессилием от человека, которого убил? Или его сводный брат, муж Годивы, проклял его перед тем, как был повешен?

Что-то не так с рассудком, а не с телом, Шеф понимал это. Причина кроется в отношении к женщине, которую он любил как свое искушение и как свою невесту. Эта женщина отказала ему и решила выйти за Альфреда, самого верного мужчину из всех, кого встречал Шеф. Как бы то ни было, лекарства он не знал. Пойти с Карли – значит подвергнуться унижению. Завтра будет невольничий рынок, а еще через день его обработают холостильщики.

– Думаешь, у меня есть шанс? – спросил он, указывая на свое изуродованное лицо.

Физиономия Карли расплылась от радости.

– Конечно! Длинный здоровенный парень, мускулы кузнеца. Говоришь как иностранец, сплошная загадка. Ты ж пойми, этим бабам так скучно! Здесь ничего не происходит. Им не разрешают подходить к дороге, где кто-нибудь мог бы на них позариться. А на болото ни одна живая душа не заходит. Бабы видят одни и те же лица со дня рождения и до дня смерти. Я тебе говорю… – И Карли пустился в россказни, как девушки Дитмаршена бывают рады любой прихоти симпатичного прохожего – да хоть бы и безобразного, – пока Шеф помешивал варево и накручивал на прутики полоски теста, чтобы обжарить на огне.

Он не считал, что