Брокен-Харбор - Тана Френч

и забрал орудие убийства. Неудивительно, что историю браузера он почистил наспех и кое-как: каждый миг, проведенный в том доме, разрывал ему мозг. Но Конор понимал, что если мы прочитаем поток безумия, хранившийся в компьютере, и если не обнаружим улик, указывающих на то, что в доме побывал кто-то еще, то не станем заниматься никем, кроме Пэта.

Надо полагать, он также понимал, что сам будет в безопасности – вернее, в относительной безопасности, – если спихнет все на Пэта. Однако он, как и я, считал, что так поступать нельзя. Он упустил шанс спасти Пэта, а потому предпочел рискнуть, чтобы спасти от клейма ложных обвинений те двадцать девять лет, которые его друг успел прожить.

Когда мы пришли за ним, он положился на молчание, на свои перчатки, надеясь, что мы ничего не сможем доказать. Но потом я сообщил ему, что Дженни жива, и, прежде чем я успел добиться от нее правды, он оказал ей еще одну услугу. Наверное, в глубине души он был даже рад этой возможности.

– Видите? Конор делал только то, о чем я его просила. – Рука Дженни слабо зашевелилась на одеяле, потянулась ко мне. В голосе появились настойчивые нотки.

– Он нанес вам телесные повреждения, – сказал я. – Вы оба подтверждаете, что он пытался вас убить. Это преступление. Согласие жертвы не оправдывает покушение на убийство.

– Я заставила его это сделать. Нельзя сажать его за это в тюрьму.

– Все будет зависеть от обстоятельств. Если вы расскажете все в суде, тогда да, у Конора появится отличный шанс выйти на свободу. Присяжные тоже люди, иногда они следуют не букве закона, а велению совести. Даже если вы дадите показания мне, я, скорее всего, смогу что-то сделать. Но пока что в нашем распоряжении только улики и признание Конора, согласно которым он виновен в трех убийствах.

– Но он же никого не убивал! Я уже рассказала вам, как все было. Вы обещали…

– Вы изложили мне свою версию, Конор – свою. Улики не противоречат ни одной из них, но Конор готов признаться под присягой. Значит, его версия имеет намного больший вес, чем ваша.

– Но вы ведь мне верите, да? А если так…

Ее рука добралась до моей. Дженни как-то по-детски сжала мои пальцы. Ее ладонь была очень холодной и такой худой, что я чувствовал, как под кожей движутся кости.

– Как бы там ни было, я все равно ничего не смогу поделать. Я не присяжный и не могу позволить себе такую роскошь, как действовать по совести. Мой долг – полагаться на улики. Миссис Спейн, если вы не хотите, чтобы Конор отправился в тюрьму, вам нужно явиться в суд и спасти его. После того, что он для вас сделал, вы в долгу перед ним.

Я услышал себя – напыщенного, занудного, надутого ханжу, который читает одноклассникам лекции о вреде алкоголя и которого долбят головой о дверцы шкафиков. Если бы я верил в проклятия, то решил бы, что это мое: в самые важные моменты, когда я абсолютно точно знаю, что надо делать, я говорю совершенно не то, что нужно.

– С ним все будет в порядке, – произнесла Дженни, обращаясь не только ко мне, но и к приборам, стенам и воздуху.

Она снова планировала написать ту записку.

– Миссис Спейн, я отчасти понимаю, каково вам сейчас. Знаю, вы мне наверняка не верите, но, клянусь всем святым, это правда. Я понимаю, что вы хотите сделать. Но еще остались люди, которые в вас нуждаются. У вас еще есть дела. Нельзя все это бросать.

На секунду мне показалось, что Дженни услышала. Ее ясные, удивленные глаза смотрели на меня так, словно она вдруг заметила, что Земля за пределами палаты все еще вертится: дети вырастают из старой одежды, старики забывают давние обиды, влюбленные сходятся и расходятся, волны стирают скалы в песок, листья падают, чтобы накрыть семена, созревающие глубоко в холодной земле. Неужели я каким-то чудом нашел правильные слова?

Потом Дженни отвела взгляд и высвободила руку – только тогда я спохватился, что сжимал ее.

– Я даже не знаю, что Конор делал, – сказала она. – Когда я очнулась здесь, когда начала вспоминать, что случилось, то подумала, что, скорее всего, его вообще там не было, что я его вообразила. Я так и считала, пока вы не сказали… Что он… Как он туда попал?

– Он проводил много времени в Брайанстауне. А когда увидел, что вы с Пэтом в беде, пришел на помощь.

Детали вставали по местам у нее в голове, медленно и мучительно.

– Значок… – сказала Дженни. – Значок “Джо-Джо”, это… Это Конор?

Я уже слишком плохо соображал, чтобы вычислять, какой ответ окажется самым выигрышным или хотя бы наименее жестоким. Мимолетная заминка сказала ей все.

– О боже. А я думала… – Дженни быстро и громко ахнула, словно поранившийя ребенок. – И в дом проникал тоже он?

– Об этом я не могу распространяться.

Дженни кивнула. Наш разговор лишил ее последних сил – казалось, она уже едва могла двигаться.

– Бедный Конор, – еле слышно сказала она.

– Да. Наверное.

Мы еще долго сидели молча. Дженни не произнесла больше ни слова, не взглянула на меня – для нее разговор был окончен. Она откинулась на подушки и следила за своими пальцами, как они медленно, плавно скользят по складкам на простыне. Чуть погодя ее глаза закрылись.

По коридору, болтая и смеясь, прошли две женщины, их каблучки весело стучали по кафельному полу. От сухого воздуха першило в горле. За окном солнце уже скрылось; я не помню, слышал ли я шум дождя, но листья выглядели темными и мокрыми, тяжело трепетали на фоне рваного хмурого неба. Дженни уронила голову набок. Ее грудь судорожно подрагивала, но постепенно дыхание успокоилось.

До сих пор не понимаю, почему я остался там. Возможно, у меня самого ноги не двигались, возможно, я боялся оставить Дженни одну, а может, в глубине души продолжал надеяться, что она заворочается во сне и пробормочет тайный пароль, кодовое слово, которое волшебным образом превратит дикое нагромождение теней в отчетливую черно-белую картинку и покажет мне, что во всем этом был смысл.

19

Фиона ждала в коридоре – ссутулилась на одном из пластиковых стульев, расставленных вдоль стены, и накручивала на запястья потрепанный полосатый шарф. За ней на много миль вдаль тянулся блестящий зеленый пол коридора.

Когда за моей спиной щелкнула дверь, Фиона вскинула голову:

– Как Дженни? У нее все хорошо?

– Она спит.

Я подтащил еще один стул и сел