Царь грозной Руси - Валерий Шамбаров

В Японии европейцы (японцы называли их «южные варвары») таким же образом старались играть на поддержке оппозиционных феодалов, сепаратистов. Объединитель государства Ода Нобунанга в 1582 г. был убит заговорщиками. Но его преемник Хидэеси продолжил курс на централизацию и укрепление власти. Иезуитов он выгнал, поняв, что дело это не религиозное, а политическое. А следующие правители, сегуны из династии Токугава, вообще закроют Японию для европейцев.

Иезуит Поссевино, приехавший в Москву после заключения перемирия, застал весь двор в трауре по царскому сыну. Сам Иван Васильевич выглядел подавленным, очень усталым. Для папского посланца это показалось благоприятным — ну а как же, католическая церковь в его лице «поддержит», утешит. Иезуиты хорошо умели вести психологическую обработку, специально обучались этому. Свою роль в переговорах с поляками Поссевино, конечно, превознес до небес. Изображал, будто он один своими стараниями помог добиться мира. И иезуит, потирая руки в радостном предвкушении, намекнул, что теперь-то пора заняться обсуждением других дел. Но его ждало немалое разочарование. Царь и бояре, поблагодарив его за услуги, выразили крайнее удивление. Дескать, папских дипломатов приглашали только для посредничества, и ни для чего более. Какие же могут быть другие дела?

Союз против турок с Испанией, Францией, императором? Очень хорошо. Пускай эти государства присылают своих послов, с ними и будет разговор. Дозволить венецианцам свободно торговать в России и строить храмы? Они и так торгуют, исповедовать свою религию им никто не запрещает. Но строить католические храмы на русской земле нельзя, и впредь такого разрешения не будет. А относительно главного вопроса, об унии, Иван Грозный развел руками. Сказал, что в возрасте за пятьдесят поздно менять веру, и папе он никогда об этом не писал. И ведь действительно, не писал. Обращался просто о «дружбе». А в письме к Баторию государь всего-навсего констатировал факт, что когда-то состоялся Флорентийский собор. Иван Васильевич принял в подарок книгу деяний собора, согласился, что ее интересно будет почитать. А больше-то ничего и не было! Ватикан сам загипнотизировал себя собственными иллюзиями, сам купился. Приходилось ли обижаться, что его так обставили?

Поссевино все же хотел организовать прения о вере. Царь отказывался, говорил: «Спор ведет к ссоре, а я желаю тишины и любви». Но иезуит настаивал, ему же предстояло отчитаться, что он хотя бы предпринял попытку. Грозный согласился, диспут состоялся 21 февраля 1582 г. До богословских тонкостей в общем-то и не дошли, оказалось достаточно папской гордыни и претензий на мировую власть. Поссевино противопоставлял «апостольскую» церковь — «вашей», утверждал, что русские «новоуки» в вере, а «святой отец» — глава всех христиан, учитель всех монархов, «сопрестольник апостола Петра, Христова сопрестольника».

Иван Грозный возразил, что у христиан только один Святой Отец — на небесах. Противопоставил «христианскую» церковь — «латинской». И указал, как непомерно занеслись папы, производя себя в «сопрестольники» Христа, установив обычаи носить себя на троне, целовать туфлю, нашивать на обувь распятия. «И папа не Христос, и престол, на чем папу носят, не облак, а которые носят его, те не ангелы». Вывод следовал: «Который папа не по Христову учению и не по апостольскому преданию почнет жити, и тот папа волк, а не пастырь». Впрочем, государь смягчил акценты. Оговорился, что под волком подразумевает не лично Григория XIII, а неправедных пап. А иезуиту пояснил — вот видишь, не стоило нам спорить, «невольно досаждаем друг другу».

Через пару дней Иван Грозный снова вызвал Поссевино и пригласил вместе с собой и с боярами на богослужение в Успенском соборе. Папский посланец счел это «грубостью». С возмущением представил, как он должен будет кланяться митрополиту, и в собор не пошел. Возле самого входа свернул в сторону и покинул царскую процессию. Он очень гордился своим «ослушанием», хвастался им в воспоминаниях. Иезуит так и не понял, что Иван Васильевич наглядно продемонстрировал ему — требуешь от нас поклоняться папе, говоришь о взаимном уважении церквей, ну так попробуй, прояви это уважение. И своим подданным государь продемонстрировал: поглядите-ка на «объединителя» церквей, который брезгует войти в храм.

Царь не хотел ссориться с Римом, готов был поддерживать с ним хорошие отношения — но сугубо светские, такие же, как с другими государствами. Вместе с Поссевино к Григорию XIII отправился русский дипломат Молвянинов, повез письма Ивана Грозного. Однако Ватикан весьма откровенно показал цели своей политики. Выяснилось, что обычные, нормальные связи его совершенно не интересуют. Когда проекты привести Россию к унии провалились, «дружба» сразу же кончилась. На царские грамоты «святой отец» даже не счел нужным ответить. Мало того, по возвращении Посс00000000евино из Москвы произошел еще один примечательный случай. В августе 1582 г. иезуит выступил перед правительством Венеции, и в своей речи вдруг сообщил, что «московскому государю жить не долго». Откуда у него была такая уверенность? Поссевино являлся не частным лицом, а дипломатом, в том числе представлял интересы Венеции, его выступление было официальным отчетом. Откуда он мог знать о том, что случится через полтора года?

Пока оставим этот вопрос открытым. Ведь Иван Васильевич совсем не собирался помирать. Он был еще не стар, здоров, чему имеется однозначное доказательство — 19 октября царица Мария родила совершенно здорового сына Дмитрия. Зачинали в январе, когда заключалось Ям-Запольское перемирие, когда Москва была в трауре по царевичу Ивану. Так же, как бывало раньше: одного сына не стало — нужен другой. Наследник Федор был слаб, по своему душевному складу плохо подходил для управления государством, следовательно, требовались еще дети. Обеспечить преемственность, упрочить династию.

Смерть царевича Иван Грозный переживал очень тяжело и болезненно. Опять, уже в который раз, погиб самый близкий ему человек. Наследник, надежда на будущее. Да ведь и просто — ребенок. Росток из тех далеких и ярких, как сон, времен, когда царь был молод, когда считал себя счастливым. Наверное, и впрямь были счастливы, когда с юной женой тетешкали милого малыша, посмеивались над его первыми играми, слушали его первые забавные слова. А потом этот росток тянулся, наливался силой, расцветал, превращаясь в отцовскую гордость и помощника. Был все время рядом — и на глазах, и в мыслях, и в душе. Там, где теперь оказалась черная пустота… Но и эту страшную боль приходилось преодолевать. И усталость надо было перебарывать. Расслабляться и жалеть себя царь не имел никакого права. «Ждал, кто бы поскорбел со мною, и не было, утешающих не обрел…» Утешающие-то были. Одни искренние, другие нет. Но скорбеть было впору в молитвах, перед Господом, а при решении насущных вопросов горе убиралось на задний план. Хочешь или не хочешь, прячь его внутрь себя, да поглубже, напрягай ум, волю, используй все свое умение и опыт. Ям-Запольское перемирие избавило Россию от главной опасности, но тут же нахлынули другие проблемы.

Теперь, как и планировалось, следовало сконцентрировать усилия против Швеции. Одна она против русских устоять не могла. Времени не тратили, как только высвободились ратники, их сразу собрали в Новгороде, армию возглавили Михаил Катырев-Ростовский и Дмитрий Хворостинин. В феврале 1582 г. государь приказал им идти к Нарве и «в Шведскую землю за Неву реку». Когда неприятель узнал о наступлении, он сосредоточил свои войска в Водской пятине у села Лямицы. Но основные силы русских в битве даже не участвовали. Хворостинин с одним передовым полком опрокинул, «втоптал» и порубил шведов, остатки бежали. Однако дальнейшие действия остановила весенняя распутица.