Хозяйка Империи - Раймонд Фейст

Женщина! У Мары перехватило дыхание.

— В вашу Ассамблею Магов допускаются женщины? — воскликнула она, забыв всякие приличия.

Старуха вскинула голову, зазвенев тяжелыми подвесками; в ее повадке появилось опасное раздражение.

— Благодарение богам, у нас тут нет ничего похожего на вашу Ассамблею, Мара из Акомы.

У входа в пекарню появились две горожанки с очевидным намерением закончить здесь свои вечерние дела. С порога разглядев закутанную колдунью, они отвесили торопливый поклон и молча попятились на улицу. Вошедший следом юноша тоже повернулся и поспешил прочь. Входной полог упал, закрывая вход, но в комнате, казалось, стало холоднее.

— Прости меня, — почти заикаясь, пробормотала Мара. — Властительница Калиани, я приношу извинения, но я и предположить не могла…

— У меня нет титула. Можешь обращаться ко мне просто — Калиани, — сменив гнев на милость, разрешила кудесница Она уселась, зашуршав одеждами, расправила длинные рукава, сложила миниатюрные высохшие руки и вдруг стала похожей на обычную печальную старую женщину.

— Я знаю, что в вашей имперской Ассамблее, — слова ее вылетали как плевки, — принято убивать всех девочек, у которых обнаружился магический дар. Моя предшественница на этом посту бежала из провинции Лаш. Она едва спасла свою жизнь, а вот три ее сестры оказались не столь удачливы.

Мара прикусила губу: она чувствовала легкую дурноту из-за перенесенных волнений и выпитого вина, которое в сочетании с изматывающей тревогой произвело не слишком благотворное действие.

— Мне рассказывал об этом маг Малого пути, который ненавидел Ассамблею. Но в душе я не могла заставить себя поверить в такую жестокость.

Светлые глаза Калиани были бездонно глубокими, когда они встретились с глазами Мары.

— Можешь поверить, ибо это правда.

Потрясенная Мара стиснула зубы, чтобы сдержать дрожь: на нее снова нахлынул страх за оставленных дома дорогих людей. От Калиани — хрупкой, по виду похожей на обыкновенную старую бабушку, закутанную от сквозняков в сотню одежек, — исходила сила, заставляющая кровь стынуть в жилах. Осознавая, что каждое ее слово будет придирчиво взвешено, Мара поспешила задать вопрос, пока ее не покинули остатки храбрости:

— Мне говорили, что Ассамблея боится вас. Почему?

— Это правда, — бросила в ответ Калиани. Она хрипло захихикала; от этого звука, более похожего на карканье, пробирал озноб. — У тебя на родине с рабами обращаются жестоко и при этом утверждают, что такова воля богов. Ваши властители соперничают друг с другом и убивают — во имя чести. Но чего они этим достигают? Славы? Нет. Благословения небес? Нет и еще раз нет. Они теряют сыновей, затевают войны, сами принимают смерть на собственных мечах — и все зря, властительница Мара. Их одурачили. Их хваленая честь — не более чем фетиш, это оковы, дробящие народную силу. Пока в Игре Совета род идет против рода. Ассамблея хозяйничает в стране. Ее власть огромна, но не беспредельна да и не так уж неодолима.

В откровенности чародейки Маре померещился проблеск надежды.

— Значит, ты могла бы мне помочь? — спросила она.

Тут морщинистое лицо старухи превратилось в непроницаемую маску.

— Помочь тебе? Это еще предстоит решить. Тебе придется проделать со мной небольшое путешествие.

Мара пришла в ужас: она боялась оставить Люджана, Сарика, а более всего Камлио в лапах диких горцев.

— Куда же мы отправимся?

— Есть вещи, которые тебе следует увидеть. Совет моих собратьев должен выслушать твои доводы, твою историю и допросить тебя. — Словно угадав причину смятения Мары, Калиани смягчила свое непреклонное требование:

— Это займет времени не больше, чем нужно двум женщинам, чтобы побеседовать. А то как бы твои воины не обеспокоились за тебя и не наделали глупостей.

— Тогда я в твоем распоряжении, — решительно сказала Мара.

Понимая, что другого случая не представится, она приняла предложение Калиани, но не ожидала, что дальнейшие события будут разворачиваться с такой быстротой. Турильская колдунья перегнулась через узкую столешницу, твердыми сухими пальцами взяла Мару за запястье и произнесла какое-то слово.

Мара услышала только первый шипящий слог. Шум в ушах, яростный как грохот штормовой волны, заглушил остальное. Пол ушел из-под ног; пропал и стул, на котором она сидела. Стены пекарни раздались в стороны и исчезли, уступив место простору завывающей серой пустоты.

Время застыло. Воздух стал холодным и разреженным. К стыду всех своих предков, Мара чуть не закричала от страха, но переход через бездну столь же внезапно закончился.

Так же бесцеремонно возвращенная на землю, Мара обнаружила, что стоит посреди площади, освещенной шарами чо-джайнов. Калиани все еще сжимала ее запястье. Рука колдуньи была тверда, тогда как собственная рука Мары дрожала, как пламя свечи на ветру. Не в пример цуранским городам, расположенным на равнинах, здешние здания, вырубленные в крутых гранитных склонах, поднимались ярусами. Открытое пространство в нижней части долины, где стояла Мара, было окружено террасами. Взгляд Мары скользил вдоль линии колонн, контрфорсов и арок, возведенных с изумительным мастерством. Опорами для деревянных или каменных галерей служили тотемные столбы в виде драконов или гигантских морских или воздушных змеев — чудовищ турильских мифов. Шпили и купола возносились в звездное небо или пронзали специально подсвеченные облака тумана. Мара замерла от восторга перед красотой, какую даже и вообразить не могла.

По улицам проходили горцы в простых кильтах и штанах. Многие молодые воины были обнажены выше пояса, несмотря на вечернюю прохладу, но попадались и такие, которые щеголяли в ярких вязаных рубахах. Женские наряды состояли из длинных юбок и просторных верхних блуз; у совсем молоденьких покрой одежды давал возможность на мгновение приоткрыть гибкую руку или округлую грудь, чтобы привлечь восхищенные взоры встречных юношей.

— Что это за город? — не удержалась от вопроса Мара, полной грудью вдыхая воздух, пронизанный благовониями.

Она глазела на окружающие чудеса как деревенский простак, впервые попавший в цирк.

— Доралес, — сообщила Калиани. — Ты, вероятно, первая из цурани, которой позволено увидеть нашу столицу. — Ее тон стал более зловещим, когда она добавила:

— С равным успехом ты можешь оказаться и последней.

От мрачного замечания Мару пробрал озноб. У нее было странное ощущение, словно она видит все это во сне. Изящные шпили, тысячи ярко освещенных окон, тотемные столбы с загадочными резными изображениями, мелькание и суета уличной жизни — все это порождало у Мары чувство ненадежности, хрупкости, как будто в любой миг ее могут бросить в хаос ночного кошмара. От изумления и растерянности властительница так и простояла бы, оцепенев, на месте, если бы Калиани не потянула ее вперед с таким же бесцеремонным нетерпением, с каким мать поторапливает непослушного ребенка.