Исток - Владимир Михайлович Соловьев

– Если кто считает, что я ссучился, – ответил Доля, – то, глядь буду, я ему, банные ворота, глотку перегрызу или чтобы мне век свободы не видать.

– Ну что вы, нет, нет, – возразил хозяин, приятно улыбаясь и показывая полный набор отличных фарфоровых зубов. – В этом вас никто не подозревает. Но толкуют, что вы были вовсе не там, где один смеется, а все плачут, а убывали, так сказать, на Луну, и вас оттуда каким-то приемом вернули.

– Быть мне падлой, если не так, – подтвердил Доля. – Мусора с оружием неосторожно обращались, и была мне хана.

– А приятную возможность вновь увидеться с вами предоставил некий кооператив. Ну, вы знаете, что я имею в виду.

– Ну, – согласился Доля. – Но это дело чистое, в этом кооперативе гадов нет.

– Вот видите, – сказал хозяин, обращаясь к одному из гостей. – Все подтверждается.

– Меня в этом мире уже ничто не удивляет, – пожал плечами тот, к кому обращались. – А скажите, Доля: как там у них с первоначальным накоплением?

– Чего? – не понял Доля.

– Зарабатывают хорошо?

– Сейчас – вполне, – сказал Амелехин. – На молоко хватает.

– И только?

– Ну, – сказал Доля, уразумевший, о чем речь, – взять там пока особо нечего. Но скоро будут грести мешками. Сейчас ремонтируются, новое чего-то там ставят.

– Расширяют производство, – сказал тот, что сидел за роялем; он перестал играть и на табуретке повернулся к разговаривавшим. – Думаю, надо позволить им встать на крыло. И уж тогда предложить услуги.

– Дать курочке научиться нести золотые яйца, – задумчиво проговорил хозяин.

Доля неожиданно заржал, громко и коротко.

– Боже, какие звуки! – поморщился сидевший у рояля.

– Что сие должно обозначать, Доля? – спросил хозяин.

– Да так просто… – застеснялся Трепетный. – Вы про яйца сказали, ну, я и вспомнил… Рассказывал как-то один на пересылке. Смешно.

– Очень интересно, – сказал хозяин. – Обожаю смешное. Расскажите, если не секрет.

– Да нет, чего же, – сказал Доля; он чувствовал себя все более свободно, ему здесь начало даже нравиться. – Это был такой путешественник, Колун. Вот. И этот Колун поехал как-то на пароходе в Америку.

– Колумб, – поправил музыкант. – У вас какое образование?

– Десять камер, тут все ясно, – сказал тот, что ничему не удивлялся.

– Ну, я как слыхал, так и рассказываю, а вы если лучше знаете, то я и помолчать могу, – обиделся Амелехин. – Я, это… не люблю, когда поправляют. Не в КВЧ пришел.

– Продолжайте, Доля, – попросил хозяин. – Мы не будем вас прерывать.

– Ну вот. Плывут, а морячманы стали бодягу тянуть – мол, не поплывем дальше, чего мы там, у капиталистов, не видали, хотим по домам. Вот. Тогда Колун говорит: хотите, падлы, я вас удивлю, чтобы веселее было? Те говорят: давай. А неделю еще поплывете? Те подумали, любопытство их взяло, говорят: поплывем. Тогда Колун говорит: кто знает, как яйцо поставить, чтобы стояло? Ему говорят: темнишь, дед, стоит не яйцо, а что повыше. Он говорит: значит, не знаете? Нет, не знаем. Удивитесь – поплывете? Поплывем. И тут он вытаскивает перо, и себе одно яйцо – чик! И поставил на стол. А оно стоит: мягкое ведь. Те удивились и притихли. И поплыли. А до Америки всего неделя и оставалась. Вот.

– Потрясающе, – сказал ничему не удивляющийся. – Современный фольклор. Это надо бы записать.

– Время, коллеги, – сказал четвертый, до этого сидевший молча. – Доля, слушай сюда. Пойдешь в кооператив, потолкуешь с ними. Там главный кто?

– Профессор, – ответил Доля.

– Он что же – и бабки считает?

– Нет, это другой. Шухерной мужик.

– Не мусор?

– Не, зуб даю. Сдается, лежал на нарах когда-то.

– Вот с ним потолкуй. Скажи: такое дело, как у них, нельзя ставить без охраны. Скажи: к нему придут, чтобы об охране договориться. Условься, когда и как – ну ладно, это я тебе потом объясню. – Он повернулся к остальным. – Я не думаю, что им надо давать время. Начинать надо сейчас, не то другие забегут, придется спорить. А дальше – будем брать больше, только и всего. Приучать к порядку надо с детства, аксиома педагогики. Ты им скажешь: если нет – то мы не ручаемся, что их никто не обидит. Как бы тогда не погорело все их хозяйство. Все понял?

– Чего ж не понять? – пожал плечами Доля. – Дело простое.

Он уже собрался было встать, полагая, что потолковали довольно, но хозяин заговорил, и Доля остался сидеть.

– Мне бы хотелось, друзья, – начал хозяин неторопливо, налив себе «фанты», – чтобы вы рассматривали это дело не как обычную операцию по наведению порядка и извлечению дохода. Давайте мыслить перспективно. Заглянем в будущее, посмотрим, что там светит, и заблаговременно сделаем необходимые выводы.

Его слушали внимательно.

– Вам кажется, что дела идут хорошо, – продолжал хозяин. – Даже прекрасно. Мы организовались. Наши люди повсюду. Мусо… э-э… правоохранительные органы с нами справиться не могут: нет людей, нет машин, электроники – они нищие. Мы можем работать спокойно и плодотворно.

– Разве не так? – спросил не удивляющийся.

– Сегодня – так. А завтра? Друзья мои, страна гибнет. Власть шатается. И это трагично! Это прямая угроза нам. Говорю вам серьезно, коллеги: мы приближаемся к краю пропасти!

Легкий гул несогласия возник в комнате.

– Вы не согласны? Что же, возьму на себя труд растолковать вам. Задумайтесь: вам кажется, что слабая власть – это хорошо, а никакой власти – еще лучше для нас? Чепуха, друзья мои, поверхностный, легкомысленный взгляд, психология щипача. Мы, большие фирмы, можем существовать только при сильной власти и развитой законности. И вот почему: сильная власть, подобная той, которая существовала тут еще на нашей памяти, – это надежный зонтик, под которым мы можем укрыться и от проливного дождя, и от чересчур яркого солнца. Вы ежитесь при воспоминании о сроках в четвертак? Но кто из вас хоть раз отломал – не скажу двадцать пять, но даже десятку от звонка до звонка? Никто. А ведь мы с вами не мальчики, за каждым из нас – богатая, насыщенная биография, начиная еще с артелей и потребкооперации. Но что значит – твердая власть? Это чиновники, которых можно купить – и мы покупали. Это прокуроры и судьи, которым можно позвонить, приказать – и они выполнят. Это лагеря, где порядок был настолько же нашим, насколько – их. Это амнистии по разным поводам, радостным и печальным. В случае, если вам не повезет, что вы предпочтете, коллеги: народный суд – или самосуд остервеневшего населения? Не сомневаюсь, что никто не выберет последнего. Потому что там, где существует закон, всегда имеется возможность обойти его или даже прикрыться им. А где законов нет – там суд Линча с немедленным исполнением приговора! Это один аспект. И вот другой. Мы сейчас не нуждаемся, верно. Мы зарабатываем достаточно. Но ведь эти деньги обесцениваются точно так же, как зарплата какого-нибудь работяги! Разве мы с вами не переплачиваем все больше? А ведь это все цветочки! Мы катимся к положению, когда ничего больше нельзя будет взять – потому что ни у кого ничего больше не будет! Всяким ремеслом можно заниматься только при наличии сырья. А его становится все меньше. И как бы не получилось так, что всем нам придется эмигрировать – туда, где есть, что взять, и есть, что за деньги купить. Но увы – нас там не ждут и вряд ли встретят с цветами. Нет, нам не просто нужно – нам как воздух необходимо твердое правительство, не какое-нибудь там демократическое с независимым судом – конечно, и такой суд можно приручить, но сколько времени и денег это потребует! – но такая власть нам нужна, при какой мы уже когда-то жили. Вот о чем надо думать, дорогие мои соратники!