Возвращение Матарезе - Роберт Ладлэм

Бенджамин Вальберг был страшным лицемером.

Однако он постоянно твердил себе, что конечной целью является лучший, более справедливый мир. Поэтому он закрывал глаза на неприятное настоящее, сознавая в душе, что это неизбежное зло, и устремлял взор в светлое будущее.

В Филадельфии в жизнь Прайса и Монтроз вернулся Скотт Уокер, такой же дотошный и пунктуальный, как и прежде. Он встретил их на частном аэродроме в пригороде Честнат-Хилл, вручил Камерону запечатанный конверт с инструкциями Шилдса, после чего отвез прилетевших в небольшую гостиницу в городке Бала-Синвид, в двадцати пяти минутах от Филадельфии. И снова все зарегистрировались под вымышленными именами. К этому моменту к ним присоединился Лютер Консидайн, готовый слушать, как Камерон будет читать распоряжения Фрэнка Шилдса.

Бенджамин Вальберг был филантропом, особенно в том, что имело отношение к искусству. Через свои банки он выделял средства симфоническим оркестрам, оперным труппам и некоммерческим театрам. Немногие наиболее щедрые меценаты в качестве благодарности удостаивались права присутствовать на генеральной репетиции, предшествующей официальной премьере. На завтрашний вечер у Вальберга было запланировано посещение репетиции Филадельфийского симфонического оркестра, на которой он произнесет речь со словами благодарности своим собратьям-меценатам. В театр Вальберг отправится один, поскольку супруга его умерла четыре года назад, и с тех пор он так больше и не женился.

Шилдс устроил так, что главный капельдинер, сотрудник ЦРУ, посадит Вальберга в партере, в шестнадцатом ряду у прохода. Соседнее место займет Камерон Прайс. И снова Прайс и объект окажутся наедине.

Наступил вечер следующего дня. Лесли и Лютер устроились в последнем ряду партера, и Вальберг, зачитав обращение, вернулся на свое место рядом с Камероном. Оркестр начал четвертую часть девятой симфонии Бетховена, «Оду радости».

– Ваша речь была просто прекрасной, мистер Вальберг, – шепотом обратился к соседу Камерон.

– Шш, тише, великий Бетховен гораздо прекраснее.

– Боюсь, нам с вами нужно поговорить.

– Здесь не говорят, здесь слушают.

– Из надежных источников мне известно, что вы были готовы лететь в Малую Азию на встречу с Джулианом Гуидероне – если бы вам только удалось установить его местонахождение. Почему бы вам не выслушать слова сына Пастушонка? Я являюсь его посланником.

– Что? – Бенджамин Вальберг резко повернулся к Прайсу, его лицо исказили складки беспокойства и страха. – Откуда вам все это известно?

– В распоряжении господина Гуидероне имеются такие средства, о которых нам с вами не приходится и мечтать.

– Боже всемогущий!

– Быть может, нам лучше перебраться на последний ряд?

– Вы прибыли от Гуидероне?

– Ну так как? – Камерон кивнул на проход слева от Вальберга.

– Да-да, конечно.

В глубине партера, под торжественные аккорды «Оды радости» Бетховена Бенджамин Вальберг выслушал слова, которым было суждено изменить его жизнь и его мир, после которых он задумался, сто́ит ли ему жить дальше и спасать этот мир.

– В Амстердаме серьезный кризис, – начал Прайс.

– Мы так и поняли, что произошли какие-то крутые перемены, – прервал его банкир. – Нам был передан приказ не выходить на связь с Кайзерсграхт!

– Даже если бы вы попытались, у вас ничего бы не получилось. Ван дер Меер исчез. Гуидероне старается как может спасти положение.

– Но это же безумие! Куда мог уехать ван дер Меер? Зачем ему это могло понадобиться?

– Нам остается только гадать. Быть может, он узнал о том, что мы раскрыли себя, что против нас принимаются решительные меры? Известно лишь то, что он как сквозь землю провалился.

– О господи… – У Вальберга затряслись руки. Он прижал ладони к вискам. Его лицо стало пепельно-серым. А тем временем оркестр со сцены наполнял просторный концертный зал чарующими звуками девятой симфонии. – Столько лет трудов! И вот наконец… Где мы оступились?

– Если Гуидероне удастся сохранить контроль, все пройдет так, как было запланировано.

– Все рухнуло! Кайзерсграхт была нашим рулем; теперь мы обречены.

– Джулиан Гуидероне взял ответственность на себя, – властно и твердо произнес Камерон. – Все дальнейшие распоряжения будут поступать от него через меня. Наш план остается в силе.

– Но мы ничего не знаем! Амстердам не считал нужным ставить нас в известность.

– Вы все узнаете, – продолжал Прайс, стараясь восстановить в памяти отрывочную информацию, выведенную на печать в центре связи Матарезе, а также краткое изложение беседы с Леонардом Фредериксом, которое сделал Скофилд. – Средиземное море, пожары. Все начнется на Ближнем Востоке, и вместе с солнцем хаос будет распространяться на запад. Сначала медленно, постепенно набирая скорость, и через считаные недели или месяцы наступит экономический паралич. Повсюду.

– В этом наша отправная точка. Повсюду. Уайтхэд, Фаулер, Николс и я это понимаем, но у нас нет конкретных деталей! Ван дер Меер говорил, что все наши ходы будут просчитаны. Он должен был сообщить нам, с кем связываться в Сенате, в Палате представителей, даже в Белом доме. Теперь ничего этого у нас нет!

– Нет у вас и Джемисона Фаулера.

– Что?

– Он пошел на попятную – кажется, это так называется? Не предупредив вас, Фаулер дал распоряжение своим подчиненным подготовить альтернативный план…

– Я вам не верю! – прервал его Вальберг.

– Увы, это правда.

– Какой еще альтернативный план?

– Насколько нам удалось установить, речь идет о тактике выжидания.

– Это же чушь какая-то! Все энергетические компании Восточного побережья готовы объединиться друг с другом, доказывая экономические преимущества укрупнения.

– Что будет сопровождаться закрытием десятков тысяч рабочих мест, – заметил Камерон. – К чему мы и стремимся.

– Это будет лишь временным явлением, и вскоре все встанет на свое место.

– Если Фаулер будет умышленно тянуть время, этого вообще не случится. Для максимальной эффективности все наши шаги должны быть тщательно скоординированы.

– Но с чего Фаулеру тянуть время?

– А это уж вам лучше знать, однако сейчас дело обстоит именно так. Быть может, он перетрусил, хочет убедиться, что остальные пойдут до конца и ему не придется отдуваться одному… Помните, существующих законов пока что никто не отменял; возможно, Фаулер боится, что его на долгие годы упекут за решетку.

– Вы ошибаетесь! Джемисон Фаулер предан нашему делу, так же как и я, хотя, должен признать, нами движут абсолютно разные мотивы. Фаулер не отступит!

– Мы всей душой надеемся на то, что вы окажетесь правы. Однако до тех пор, пока господин Гуидероне не получит новые доказательства от своих источников, постарайтесь избегать Фаулера. Если он сам выйдет на вас, мы с вами никогда не встречались. Если он будет вести себя странно, если у вас возникнут какие-то подозрения, позвоните вот по этому номеру. – Прайс достал из кармана клочок бумаги. – Это ящик голосовой почты. Оставите сообщение, что мой счет иссяк и мне нужно связаться со своим банком.