Красная армия. Парад побед и поражений - Юрий Мухин

В фильме А. Колесника Герой Советского Союза А. Щербаков оправдывает Якова тем, что он, дескать, был необстрелян и растерялся в первом бою. Действительно, есть мнение, что, настоящий это солдат или трус, становится ясно только в третьем бою. Мой отец, провоевавший всю ту войну и четырежды раненный, говорил, что на передовой страшно первые три дня, а потом привыкаешь. Однако Яков был далеко не мальчик, это был вполне сформировавшийся мужчина, кроме того, мужчина, который однажды уже решался на самоубийство, то есть это был отнюдь не рохля и по меньшей мере весьма самолюбивый человек, если не гордый. Что касается его необстрелянности, то и это объяснение не проходит: к моменту своего последнего боя он уже воевал не один день. А за бои у речки Черногостница 7 июля, за 9 дней до своего последнего боя, был представлен к правительственной награде.

И если бы Яков действительно попал в плен, то для него было бы очень важно, чтобы он был ранен или хотя бы контужен. Но в протоколе допроса «Якова» об этом ни полслова. Мало этого, по показаниям, данным уже советской контрразведке, сотрудник немецкой разведки В. Рейшуле при первом допросе увидел привезенного в штаб Бока «Якова» в гражданской одежде, очень удивился этому и специально задавал ему вопросы по этому поводу. И, как следует из протокола допроса, изготовленного немцами, «Яков» показал об обстоятельствах своего пленения следующее:

«– Вы сдались добровольно или вас захватили силой?

– Нет, не добровольно, меня взяли силой. 16 июля наша часть была окружена. Наши бойцы отбивались до последней возможности. Потом возле меня никого не осталось. Я решил найти командира дивизии, но командира не оказалось возле его автомобиля. Вокруг машины собрались красноармейцы из вспомогательных подразделении. Она все обратились ко мне: “Командир, веди нас в атаку!”. Я повел их в атаку. Началась сильная бомбежка. Затем – ураганный артобстрел. И снова я очутился один. Я собирался пробиться все же к своим и уйти вместе с ними. Но тут ваши окружили меня вдруг со всех сторон. Откровенно говоря, я бы застрелился, если бы своевременно обнаружил, что полностью изолирован от своих».

Кто-то может себе представить, о чем этот «Яков» рассказал? Он ведь не знает ни в каком полку служил, ни в какой должности. (Согласно международным положениям о пленных пленного имеют право расспрашивать, а пленный обязан сообщить свои установочные данные, место службы и должность.) Видимо, в документах, снятых с убитого Якова, об этом ничего не было, а немецкая пехота, подобравшая их, не удосужилась этот вопрос выяснить у остальных пленных, в результате в штабе фельдмаршала Бока ничего об этом не знали и ничего умного придумать не смогли, в связи с чем и отделались общими словами. Так «Яков» и кочевал по немецким пропагандистским службам как просто «артиллерист», капитан, а не как командир батареи 14-го гаубичного полка 14-й танковой дивизии. Ну, и остальная часть допроса тоже какой-то бред. Чего он, командир батареи гаубичного полка, вдруг побежал бы к командиру дивизии? Какая атака? Как это он вдруг выяснил, что «изолирован от своих», так внезапно, что не успел застрелиться? Немцы ему на голову упали?

А в помянутом фильме последний бой Якова умышленно смят, хотя у А. Колесника был очень важный свидетель – ординарец Якова А. Ковалев. Начало его показаний вызывает доверие: Яков получил задачу переместить батарею ближе к линии фронта и на рысях повел ее выполнять задачу, хотя ординарец трусил и отговаривал его от этого. (Оставшуюся без лошадей одну гаубицу Яков приказал подцепить к бронемашине приданного ему взвода бронемашин и также везти к новой огневой позиции.) Колонну отбомбила немецкая авиация, ординарец видел, как от взрыва бомбы упали вместе с конями Яков и адъютант. Уж если взрыв свалил обеих лошадей, то он был очень близко к ним и всадникам, следовательно, от близкого взрыва бомбы по Якову и адъютанту должны были ударить и осколки авиабомбы. Однако ординарец сообщает, что Якова всего лишь «оглушило», но с чего он взял? Ответа нет, поскольку показания ординарца режиссером фильма тут же обрываются как раз на том месте, где ординарец обязан был бы рассказать, почему он не помог всего лишь «оглушенному» Якову, ведь это было его обязанностью ординарца! (Видимо, и ординарец начал что-то говорить вопреки «генеральной линии», возможно, то, что он, увидев упавшего Якова, просто сбежал.) Таким образом, достаточно надежно установлено, что командир батареи 14 гаубичного полка Яков Иосифович Джугашвили лично повел колонну батареи на новую огневую и последний, кто видел действительно Якова Джугашвили, свидетельствует, что после близкого взрыва авиабомбы Яков упал вместе с конем.

Нет, Евгений Яковлевич, ваш отец пал в бою, а тот «Яков Джугашвили», что на листовках и в лагере военнопленных, был таким же сыном Сталина, как и «племянник Молотова» – племянником. И немцы, использовав того «Якова» до конца, чтобы не нарываться на очень громкое разоблачение, которое могло произойти случайно, сами его пристрелили. Настоящего сына Сталина они бы берегли как зеницу ока, тем более в 1943 году.

Если вам приходилось читать воспоминания наших солдат, сдавшихся немцам в плен, а потом сбежавших на Запад (воспоминания, не корректированные пропагандой Хрущева, обязывающей всех писать о «неимоверных страданиях» трусов, сдавшихся в плен), то после Сталинграда наши пленные зажили в Германии прекрасно – отношение немцев к нашим людям резко изменилось: немцы начали бояться расплаты. Скажем, такие строки воспоминаний Ф. Черона: «Питание пленных начиная с 1943 года намного улучшилось. Поражения на восточном фронте начали поворачивать немецкие умы: на всякий случай надо было лучше обращаться с “унтерменшами”. И вообще, с отступлением немцев из Советского Союза пленным становилось лучше. …В 1943 году начали платить и пленным. В некоторых лагерях, по слухам, платили уже в 1942 году. Но в этой части Германии, то есть в Саксонии, это было в 1943. …Это было в самом конце 1943 или в начале 1944. Отношение немцев к пленным итальянцам было, пожалуй, хуже, чем к советским пленным на этой стадии». Он приводит и такой случай. Наши «бедные пленные» работали на военном производстве (помогали немцам убивать советских граждан), привели к ним свежего пленного, как следует из воспоминаний, молодого москвича. Он решительно отказался работать. Все подумали, что немцы отошлют его в исправительный лагерь (на каторгу), где его и уморят, как немцы обычно делали раньше. А немцы отправили строптивца уборщиком помещений в барак к пленным польским офицерам. Немцам было уже не до издевательств и не до убийств.

Существует мнение, что слова Сталина: «Я солдата на фельдмаршала не меняю» – выдумал А. Чаковский. Однако я думаю, что что-то похожее обязано было быть на самом деле. И в фильме Колесник дает тому доказательства, пусть и не много. Полагаю, это была последняя попытка немцев использовать это подставное лицо для целей боевой пропаганды. Конечно, немцы «Якова» на самом деле не обменяли бы ни на кого, поскольку это был не Яков, их цель была попроще – спровоцировать Сталина на переговоры об этом обмене сына, а потом об этом сообщить всему миру, но, главное, советским солдатам на фронте. Е. Я. Джугашвили в своем интервью совершенно точно объяснил мотивы Сталина: «Обмен незамедлительно вызвал бы негативную реакцию как в тылу, так и на фронте, подорвав тем самым обороноспособность страны». Но это не все. Сталин не мог выдать Гитлеру на расправу ни Паулюса, ни кого-либо из немецких генералов. Как бы немецкие генералы после этого сдавались нам в плен? А немцы Паулюса расстреляли бы без колебаний, поскольку они генералов и за меньшее расстреливали, скажем, за принятие на вооружение некачественного взрывателя для торпед или отход, несмотря на приказ «держаться», и за оставление врагу артиллерии.