Пепел победы - Дэвид Марк Вебер

То была самая буйная, неистовая военная кампания, какую только можно вообразить. Кампания, дарившая опьяняющее ощущение всемогущества, и граф, зная, что склонен к самонадеянности, не раз усилием воли давил чрезмерный энтузиазм. Его постоянно подмывало раздробить флот на более мелкие оперативные группы и бить, бить, бить врага в открытом бою при подавляющем численном вражеском превосходстве — такого за последние семь столетий ни один флотоводец не смог бы вообразить даже в опиумном бреду. Ну а некоторых его командиров — и групп, и эскадр — победы опьяняли даже сильнее, чем самого графа.

«Нет, — решительно сказал он себе, — все складывается слишком хорошо. Где-то должен произойти сбой».

Но сколько ни повторял граф эти слова, он им не верил. Его настороженность была наработанным профессиональным рефлексом. Его учили, как опасна эйфория.

Настал момент, когда инерция стремительного броска закончилась. Теперь он был вынужден сделать передышку. Недолгую, максимум на полтора-два месяца. Мобильные ремонтные суда должны справиться с текущими повреждениями, транспорты — пополнить запас подвесок и доставить на носители новые легкие атакующие корабли, а также сменные экипажи ЛАКов, ведь воины выложились полностью и нуждались кто в лечении, а кто просто в заслуженном отдыхе. Александер был полон решимости не повторять прежних ошибок и не доводить дело до ситуации, когда треть кораблей разом приходится отправлять на верфи на ремонт.

Но передышка будет недолгой, обещал себе адмирал. И когда Восьмой флот возобновит наступление, это будет грозная сила, способная разнести в пух и прах оборонительные системы Ловата.

«А после Ловата, — подумал он, поражаясь уже тому, что мысль не казалась еретической или безумной, — наступит черед Хевена и Нового Парижа».

* * *

— Вот мы и приплыли, — сказал гражданин адмирал Жискар.

Вселенская горечь звучала в его голосе.

В совещательной каюте, рядом с флагманским мостиком «Саламис», собралось не так уж много народу. Кроме начальника штаба, гражданина капитана Макинтайра, астрогатора гражданина коммандера Тайлер и офицера разведки гражданина лейтенанта Тадеуша здесь находились Лестер Турвиль и комиссар Эверард Хонекер.

И, само собой, гражданка Элоиза Причарт.

Они знали, какой опасности подвергают себя, собираясь вместе. Гибель МакКвин, уничтожение Октагона, роспуск Главного штаба флота и арест всех его уцелевших сотрудников, появление нового диктатора в лице Сен-Жюста, формирование нового штаба из офицеров БГБ — все эти события буквально разорвали их мир в клочья. Никто из них не мог и предположить, что в столь короткий срок могут произойти столь радикальные и столь грозные перемены. Но если б и мог, все равно не имел возможности воспрепятствовать им, подготовиться и хотя бы смягчить их последствия. Едва получив известия из столицы, Жискар с Турвилем поняли, что их жизни и жизни их офицеров висят на волоске. По правде сказать, оба адмирала удивлялись тому, что их не отозвали домой сразу после провалившегося мятежа. Согласно рутинным мерам предосторожности они оба должны были немедленно «исчезнуть».

Их спасли два обстоятельства. Первым явилось неожиданное, яростное вторжение манти, обратившее фронт в хаос, мало отличавшийся от того, что устроила МакКвин в Новом Париже. А вторым, к немалому их удивлению, стал Томас Тейсман.

Жискар с Турвилем хорошо знали Тейсмана, но никак не ожидали, что его назначат командующим флотом метрополии. И уж тем более не ожидали, что он сумеет так ловко поладить с Сен-Жюстом. Но у Томаса получилось. Турвиль подозревал, что решающую роль в этом дивертисменте сыграл народный комиссар Деннис Ле Пик. Гражданин вице-адмирал знал Ле Пика почти столько же времени, сколько и самого Тейсмана, и гражданин комиссар всегда казался ему слишком порядочным человеком для шпиона Госбезопасности.

«Впрочем, — с усмешкой подумал он, — как и все комиссары в этой комнате».

После гибели МакКвин он столкнулся с множеством сюрпризов, но самым большим потрясением для него стало раскрытие истинного характера отношений между Жискаром, и Причарт. Вообще-то кое-какие подозрения насчет Причарт у Турвиля возникали. Нет, роль свою она исполняла безупречно, но уж слишком самостоятельно осуществлял Хавьер командование. Лестер полагал, что между этой парочкой установились доверительные отношения — как между ним и Хонекером. Но он и представить не мог, что они любовники! Как им удавалось столько времени дурачить руководство БГБ? Сейчас они практически перестали скрывать свою тайну, ибо терять им было уже нечего.

«Всем, кроме Причарт, — подумал гражданин вице-адмирал, с теплотой взглянув на красавицу с волосами цвета платины. — Совершенно очевидно, что Сен-Жюст до сих пор ни в чем ее не подозревает. В противном случае он не стал бы сообщать о своем разговоре с Тейсманом и намерении расстрелять нас всех потом, когда надобность в нас отпадет. Но если он по-прежнему ей доверяет, им с Хавьером достаточно держать рот на замке, и тогда она не только останется в живых, но и получит повышение».

Правда, создавалось впечатление, что такой вариант эта парочка даже не рассматривала. Турвиль сомневался, что с Жискаром советовались, или что он от этого в восторге, но, так или иначе, Элоиза приняла собственное решение: жить или умереть вместе с возлюбленным.

— Да, приплыли, — поддержал оценку своего командира гражданин вице-адмирал. — Я понимаю, Том сделал все, что в его силах, но в настоящий момент мне как-то трудно испытывать искреннюю благодарность.

— Правда? — Жискар ухитрился выдавить улыбку. — Что ж, Лестер, скажу тебе вот что: даже если манти подобьют «Саламис», есть еще спасательные модули. И честно скажу, перспектива быть подобранным на поле боя привлекает меня больше, чем с блеском выиграть этот чертов бой и с песнями отправиться на расправу к Сен-Жюсту. Если он нервничает сейчас, то представь, как разъярится, когда Новый Париж начнет прославлять «героев, остановивших врага»?

— Грустное, но, к несчастью, чертовски верное заключение, — согласился Турвиль.

— Хорошо еще, что они притормозили с наступлением, — заметил Хонекер.

— Это передышка: перышки чистят, запасы пополняют. Скоро последует новый бросок. Догадываешься, куда?

Собравшиеся невесело рассмеялись. Над совещательным столом светилась во всем своем великолепии голограмма системы Ловат. Пространство вокруг звезды было усеяно огоньками военных кораблей и транспортных судов, орбитальных фортов, спутниковых баз для ЛАКов старого образца. Для обычного противника столь мощная оборона была бы непреодолима. Но все понимали: тот, кто обрушится на Ловат через месяц-другой, сметет всю эту сталь с орбиты, как мусор.

— Жаль, — сказал Турвиль почти шепотом, хотя находился среди людей, за каждого из которых поручился бы собственной жизнью. — Жаль, что мы не можем просто взять да и сдать эту чертову дыру Белой Гавани.

Все взгляды скрестились на нем, и он смущенно пожал плечами.