Кулак Аллаха - Фредерик Форсайт

Во внутреннем дворе, куда смотрели окна кабинета бригадира, на поперечной балке за запястья был подвешен иракец. Вытянутые пальцы его ног не доставали дюйма четыре до пыльного плаца. Рядом стоял большой кувшин с рассолом, когда-то чистым и прозрачным, а теперь темно-красным.

Каждому проходившему мимо охраннику или солдату было приказано брать из кувшина один из двух ротанговых хлыстов и ударить висящего иракца по чему угодно, но не выше шеи и не ниже колен. Устроившийся по соседству под тентом капрал вел счет ударам.

Этот болван чем-то торговал на базаре. Люди слышали, как он назвал президента сыном шлюхи. Теперь он узнает – лучше поздно, чем никогда, – цену того уважения, которое каждый гражданин страны всегда должен оказывать раису.

Самое интересное было в том, что он еще висел на перекладине. Просто поразительно, насколько выносливы некоторые из этих простолюдинов! Торговец уже выдержал пятьсот ударов – впечатляющая цифра! До тысячи он, конечно, не дотянет, никто не выдерживал тысячи ударов, но все же это было интересно. Не менее любопытно и то, что торговца выдал его десятилетний сын. Омар Хатиб отпил кофе, приготовил ручку с золотым пером и склонился над бумагами. Полчаса спустя в дверь осторожно постучали.

– Войдите, – сказал Хатиб и выжидающе посмотрел на дверь.

Лишь один человек мог стучать в эту дверь; о других всегда докладывал из приемной младший офицер. Хатиб ждал только хороших вестей.

Едва ли даже собственная мать назвала бы вошедшего крепко сбитого мужчину красивым. Все его лицо было изъедено глубокими оспинами, а там, где были удалены язвы, блестели два полукруглых шрама. Он прикрыл за собой дверь и остановился в ожидании приглашения.

Вошедший был всего лишь сержантом, а на его запятнанном рабочем комбинезоне не было вообще никаких знаков различия. Тем не менее сержант относился к числу тех немногих, к кому бригадир испытывал что-то вроде дружеских чувств. Из всего персонала тюрьмы лишь сержанту Али разрешалось сидеть в присутствии Омара Хатиба – разумеется, после приглашения.

Хатиб жестом показал на кресло и предложил сержанту сигарету. Тот прикурил и с удовольствием затянулся; после тяжелой, утомительной работы сигарета позволяла приятно расслабиться. Омар Хатиб искренне восхищался сержантом Али и только по этой причине терпел иногда слишком фамильярное поведение человека столь низкого ранга.

В подчиненных Хатиб ценил прежде всего результативность в работе, а любимый сержант никогда его не подводил. Али был настоящим профессионалом: спокойным, методичным, хорошим мужем и отцом.

– Ну? – подтолкнул сержанта Хатиб.

– Штурман вот-вот расколется, господин. Пилот… – Али пожал плечами, – еще час или чуть больше.

– Позволь тебе напомнить, Али, ты должен сломать обоих, нужно, чтобы они все рассказали. И показания одного должны подтверждать показания другого. На нас рассчитывает сам раис.

– Господин, может, вам лучше спуститься самому? Думаю, через десять минут вы получите ответ. Сначала расколется штурман, а когда пилот об этом узнает, он тоже заговорит.

– Хорошо.

Хатиб встал и вышел из-за стола. Сержант распахнул перед ним дверь. Они спустились на лифте до полуподвального этажа. Ниже лифт не спускался, поэтому Хатиб и Али пошли по коридору к лестнице, которая вела в глубокий подвал. В стенах коридора, за стальными дверями, в крохотных грязных камерах томились семь американских летчиков, четыре британских, один итальянец и кувейтский пилот «скайхока». В подвале тоже были камеры, но из них сейчас были заняты только две. Хатиб прильнул к глазку в одной из дверей.

Камеру ярко освещала единственная мощная лампа без абажура. Стены камеры были покрыты высохшими экскрементами и коричневыми пятнами крови. В центре, на пластиковом канцелярском стуле сидел совершенно обнаженный мужчина. По его груди стекали струйки рвоты, крови и слюны. За спинкой стула руки мужчины были скованы наручниками, а все его лицо закрывала тряпичная маска без прорезей для глаз.

По бокам стояли двое полицейских в таких же комбинезонах, что и сержант Али. Они поигрывали метровыми дубинками, сделанными из залитых битумом пластиковых труб; битум придавал дубинкам вес, не уменьшая гибкости труб. Заметив высокое начальство, полицейские сделали шаг назад и решили передохнуть. Минуту назад их внимание, очевидно, было сконцентрировано на голенях и коленных чашечках пленного, которые уже окрасились в жуткий сине-желтый цвет.

Хатиб молча кивнул и прошел к следующей камере. В глазок он увидел, что на второго пленного колпак не надет. Один его глаз был накрепко заклеен запекшейся кровью из разбитых бровей и щек. Пленный с трудом раздвинул кровоточащие губы, обнажив рот с выбитыми зубами.

– Тайн, – прохрипел он. – Николас Тайн. Лейтенант авиации. Пять-ноль-один-ноль-девять-шесть-восемь.

– Штурман, – шепотом подсказал сержант.

Хатиб тоже шепотом спросил:

– Кто из наших говорит по-английски?

Али жестом показал: тот, что стоит слева.

– Выведи его сюда.

Али открыл камеру и тут же вышел в сопровождении одного из дознавателей. Хатиб недолго поговорил с ним по-арабски.

Дознаватель понимающе кивнул, вернулся в камеру и натянул на голову штурману колпак. Лишь после этого Хатиб разрешил распахнуть двери обеих камер.

Тот из полицейских, который владел английским, наклонился к Нику Тайну и заговорил с сильным акцентом, но вполне понятно:

– Хорошо, лейтенант авиации, значит, так. Для тебя все закончилось. Наказаний больше не будет.

Молодой штурман понял; казалось, все его тело облегченно обмякло.

– Но твой друг, он не такой счастливчик. Он подыхает. Можно помочь ему испустить дух, а можно отправить в госпиталь – там белые простыни, доктора, все, что ему нужно. Выбирай. Расскажешь нам все, что знаешь, мы отвезем его в госпиталь.

Хатиб кивнул сержанту Али, и тот вошел в другую камеру. Отчетливо послышался глухой удар пластиковой дубинки по голой груди. Пилот громко застонал.

– Ладно, подонки, – из-под колпака выкрикнул Ники Тайн. – Прекратите, ублюдки! Это был склад оружия, снарядов с отравляющим газом…

Избиение прекратилось. Тяжело дыша, из камеры пилота вышел Али.

– Сайиди бригадир, вы – гений.

Хатиб скромно пожал плечами.

– Никогда не следует недооценивать сентиментальность британцев и американцев, – наставительно сказал он ученику. – Теперь тащи сюда переводчиков, выжмите из него все детали, все до последней мелочи. Когда будет готов перевод, принесите его ко мне в кабинет.

Из кабинета бригадир Хатиб сам позвонил Хуссейну Камилю. Через час раздался ответный звонок. Камиль сказал, что его дядя доволен. Скоро, вероятно, сегодня же вечером, будет созвано совещание. Омар Хатиб должен быть готов в любую минуту прибыть на него.