Сборник «3 бестселлера о волшебной любви» - Екатерина Боброва

Лянка приподнялась на кровати, безумными глазами обвела комнату, тихо, душераздирающе застонала, и снова рухнула на постель, закатив глаза. Кожа посерела, почернела, скукожилась, покрылась глубокими морщинами. Тело несчастной превратилось в мумию и рассыпалось в прах. Вместо жены на постели лежала куча пепла. Солод отмер, заорал. Он орал, когда катился с лестницы, орал, когда мчался через корчму, орал, когда нёсся по улицам, расшвыривая прохожих.

Нашли его только под вечер, пропахшего мочой, трясущегося от страха и безумного. Белого, как лунь.

В которой, собственно, герои знакомятся уже как взрослые и выясняется, что после драки кулаками не машут

Я бреду сквозь густой туман по узкой каменой тропе. Холод и липкая сырость пробирают до костей, под ногами клубится грозовое облако. Безмолвие нарушает лишь карканье ворон и тоскливый плач неясыти. В отчаянии взмахиваю руками, срываюсь вниз, в тяжёлое живое и вязкое грозовое нечто. Вспышка молнии, в ядовитом отблеске мелькают безглазые, серые лица, тени тянут ко мне когтистые лапы, раззявив оскаленные рты. Клубы призраков окружают, впиваются ледяными когтями в сердце, я бьюсь, но не могу прорвать вязкий, смертельно-ледяной туман. Тени шепчут, шепчут вкрадчиво, мерзко, от этого шёпота у меня волосы встают дыбом, ёкает сердце, я выхватываю кинжал, который победно сияет льдом, и вспарываю тьму.

Дикий вопль, вопль тысяч разъярённых глоток пронзает тьму, сбивает с ног, но я продолжаю идти, сжав зубы от ярости, разгоняя тени взмахами клинка. Я тебе не по зубам, тьма. Подавишься. Но, их так много, им нет числа, их все больше… И, самое жуткое, я знаю, что там, за дымкой из душ проклятых, меня ждет он.

Он убьёт меня.

– Зоря! Зоренька! – знакомый голос зовёт, кричит, прорываясь сквозь туман и время. Я не могу ответить, не могу, рыдаю от злости, сжимаю пальцы, впиваясь ногтями в ладони до крови, но спасительной боли все нет, я навсегда останусь в омуте тьмы и призраков …

* * *

Я разлепила глаза. Кошмар. Слава Всевидящему, это был всего-навсего кошмар! Кровавая пелена понемногу рассеялась, и я с неимоверным облегчением узнала родные до боли черты.

– Лида, – прохрипела я и попыталась улыбнуться. Челюсть распухла и болела.

Она всхлипнула, уронив голову мне на грудь, крепко обняла. Я уставилась на черноволосую макушку с проседью. Дышать было тяжело, но ни за какие коврижки я бы не сказала об этом тетке. Мне было до дурноты страшно.

– Кой леший дёрнул тебя в драку лезть? Двадцать лет, а ума не нажито! На ноги встанешь, отдеру хворостиной, чтоб неделю сидеть не могла, – Лида подняла, наконец, голову, и вытерла покрасневшие глаза уголком полотенца.

Я, как могла, ухмыльнулась. Тетка поднялась с постели, упёрла руки в боки и склонила голову к плечу. Я хорошо знала эту позу. Сейчас кому-то мало не покажется, и это, к счастью, буду не я. А кто? С трудом повернув голову, я во все глаза уставилась на лавку напротив моей постели. Ёж побери!

Пепельные растрёпанные волосы обрамляют скуластое лицо, глаза закрыты, рука с тонкими длинными пальцами аристократа без сил свисает с лавки. Ворот белоснежной рубахи в темных пятнах, на подбородке запеклась кровь. Колдун, распоследняя сволочь, мерзавец, чтоб его ёж задрал!

– Ну, господин нехороший, чего молчим? – прошипела Лидия, постукивая носком сапога по полу. – Что можем сказать в своё оправдание, харя колдунская?

Длинные ресницы вздрогнули, ухмылка искривила губы, пальцы сжались в кулак, побелели и замерли.

– Колдовать не выйдет, чёрный, даже не пытайся! В погоне за наживой ни себя, ни девочку не пожалел! – тетка надвинулась на него, закрыв мне обзор.

Ответа мы так и не дождались. Лида постояла, тяжело дыша, обернулась ко мне:

– Ты как?

Я прислушалась к себе. Вроде всё как всегда, руки-ноги-голова на месте, беспокоила лишь жуткая слабость, тошнота и беспричинный, необъяснимый страх. Я дёрнула плечом.

– Лежи, лежи. Этот мерзавец тебе яд влил, – она повернула белое от злости лицо ко мне, карие глаза полыхнули гневом. Я потеряла дар речи. – И себе тоже, – помолчав, добавила она, не сводя с меня глаз.

– Лид, – прохрипела я. Горло саднило, как будто орала я на самом деле, а не во сне. – Как это? Если он яд влил… Почему я жива?

– Красавец сам объяснит, если пожелает, – нахмурилась тетка. – Да, чёрный? Если жить хочет, а он хочет, очень хочет.

Лида даже тараканов не трогала, но сейчас, судя по голосу, типу на лавке она грозила на самом что ни на есть полном серьёзе. Колдун никак не отреагировал.

Она постояла немного, испепеляя взглядом противника, чертыхнулась и повернулась ко мне:

– Я спущусь к Золту, возьму кое-чего для поднятия сил, вы уж тут, прошу ласково, не поубивайте друг друга до моего прихода.

– Зайди в мою комнату, принеси сумку, – тихий глубокий голос отозвался во мне странным эхом. Помнится, очень похожий голос был у заезжего певуна, я его потом год не могла забыть, а местные красотки просто утопили его в горючих слезах и дорогих подарках, напрасно надеясь на взаимность.

– А больше тебе ничего не надо? Горшка, например? – ядовито поинтересовалась Лида.

– Там противоядие, тётка. Если хочешь, чтобы мы тут провалялись до второго пришествия, то можешь валить за своим супом, – с лёгкой издёвкой в голосе ответил колдун.

– Нарровский волк тебе тетка, морда колдунская! – фыркнула Лидия и вышла в коридор, хлопнув дверью.

Значит, мы у Золта. Это он, наверное, позвал Лиду на помощь. Я закрыла глаза. Колдуны… Обычно они селились уединённо, меняя место жительства через пару-тройку лет. Когда люди начинали понимать, какую цену придётся платить, обычно их уже и след простыл. Дело своё они знали. Жрица берегла своих воинов.

Когда к нам на хутор забрёл колдун, мама умирала, гасла, как свеча. Отчаявшийся отец падал с ног, не зная, как и чем облегчить её страдания. Не помогали ни зелья Лидии, ни заговоры, не помогало ничего! Папа уже не мог смотреть мне в глаза, не мог отвечать на наивные детские вопросы, когда же мама выздоровеет, и когда все будет, как прежде. Сколько раз он твердил, чтобы она не смела лечить! Мама только смеялась… Заливисто, задорно, искренне. Он улыбался в ответ. В тот раз она встретилась с силой, которая оказалась сильнее её Света. Работа колдуна… Болезнь пожирала её, муки были невыносимы, пытка длилась и длилась…, и отец попросил о помощи у того, кого ненавидел. Отдал себя в уплату чёрной силе, отдал целиком. И не пожалел ни разу. До самой своей смерти. Я это знала.

Мама выздоровела, отец слег. Через год его не стало, а ещё через полгода, ранней весной, я наткнулась на тело мамы в лесу. Та сосна и сейчас перед глазами… Пришла в себя уже у тётки, и только через тысячу лет научилась заново говорить. Две скромных могилы мы навещали каждый год. В день обряда колдуна. День настоящей смерти моих родителей.