Топот шахматных лошадок - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, раз вы в руке носите, а не на плече…
— Привычка, — охотно отозвался незнакомец. — Когда руки пустые, все время кажется, будто что-то потерял.
Странная вещь: он говорил по-прежнему хмуровато, но в голосе его не слышалось ни капли раздражения. И под языком уже не перекатывалась сердитая буква «р».
— А ты умеешь фотографировать? — спросил он.
Виталька замотал головой. Он не умел. Его никогда не интересовали фотоаппараты. Эти черные машинки с блестящими кнопками, рычажками и стеклами казались непонятными. Своего аппарата у Витальки не было, и он даже не мечтал о нем. А если Юрка Мячик выносил во двор новенькую «Смену», Виталька никогда не просил подержать или щелкнуть. Ну, подержишь, щелкнешь раз или два кнопкой, а дальше что?
Он даже встревожился: вдруг этот фотограф вздумает показывать свой аппарат и объяснять про него.
Но тот не стал показывать. Он спросил:
— Можно мне тебя снять?
— Зачем? — удивился Виталька.
— Ну, как зачем, — с легкой усмешкой сказал сосед. — Карточку отпечатаю. Вот такую, — он развел ладони. На стену повешу…
Было непонятно, забавляется он или серьезно говорит.
Виталька не любил, когда непонятно. Он недоверчиво нахмурился.
— На карточки знакомых снимают. А зачем вам карточка незнакомого… человека.
— Ну, это просто, — сказал фотограф. — Познакомится недолго. Меня зовут Борис. А тебя.
Виталька смутился и ответил. Это и правда было просто… Но все равно непонятно.
— А во-вторых, — продолжал Борис, — почему именно знакомых надо снимать? Вот на картинах, например, сколько угодно незнакомых людей рисуют. И на стены эти картины вешают. А фотографию почему нельзя?
— Картины… — растерявшись, сказал Виталька. Сначала он не знал даже, что ответить. Потом догадался: — На картинах что-нибудь красивое нарисовано. Или интересное…
— А на снимках? — оживленно возразил Борис. — Вот, допустим, снят человек. Разве это не интересно?
— Ну уж… — сказал Виталька.
— И ничего не «ну уж»! Человек всегда интересен.
— Каждый?
— Конечно!
«Чепуха какая-то, — подумал Виталька. — Космонавт — это интересно. Герой какой-нибудь или чемпион — тоже. Или артист… А если каждый?»
«Значит, и я?» — чуть не спросил он.
Но не спросил. Что в нем интересного? Ну, хоть что-нибудь, хоть крошечка?
Он словно разделился пополам, и один Виталька, спрыгнув со скамейки, стал смотреть на другого.
Ну и что? Абсолютно ничего особенного.
Пыльные сандалии на босу ногу, левая стоптанная. Зеленовато-серая рубашка — была она весной темно-зеленая, да выгорела и полиняла от солнца и стирок. И одна пуговица висит на ниточке. Вот, может быть, ремешок у него интересный — с маленьким якорьком на пряжке. Виталька купил его в галантерейном ларьке за семьдесят копеек и носит все время, хотя он вроде бы и ни к чему: коротенькие Виталькины штаны к ремешку не приспособлены, на них даже петелек нет. Впрочем, такие ремешки Виталька уже видел на многих мальчишках. Еще есть у Витальки хороший значок, кубинский. Юрка Мячик ни с того, ни с сего подарил. Подошел и сказал: «Бери, если нравится». Только этот значок, наверно, все равно на снимке не получится…
Если бы хоть лицо у Витальки было получше. Есть же счастливчики, у которых твердые скулы, прямой нос и тонкие сжатые губы. И уши не оттопыриваются, когда парикмахер сострижет лишние волосы и оставит короткую челку. А у Витальки все наоборот. И еще эти дурацкие ресницы, которые не удалось обрезать.
Вот и сидит он, самый обыкновенный. Одну ногу поджал, другой болтает. Хоть тысячи людей пройдут мимо, никто не обратит внимания на такого мальчишку. И хорошо еще, что никто из прохожих не знает и не думает: «Вот сидит обыкновенный трус». Конечно, трус! Себя-то не обманешь. Он не только девчонок боится. Зимой все в овраге на лыжах с обрыва ездили, а он брякнулся наверху и притворился, будто ногу подвернул…
— Нет, не каждый, — с грустной уверенностью сказал Виталька.
— Зря ты споришь, — возразил Борис. Он теперь придвинулся ближе и смотрел на Витальку светло-карими, какими-то золотистыми глазами. «Как у Мухиного Тобика», — подумал Виталька и даже рассердился на себя за такое сравнение.
— Зря ты споришь, — серьезно повторил Борис. Ну, посуди сам. Три миллиарда человек живут на Земле. И все не похожи друг на друга. Не бывает двух одинаковых людей. Разве это не интересно? Смотришь на снимок и думаешь: «Вот еще один представитель человечества».
Он улыбнулся, выжидательно глядя на Витальку…
Здесь надо признаться, что этот диалог весьма напоминает другой — из моей повести «Колыбельная для брата». Там на эту же тему беседовали семиклассник Кирилл и встреченный им незнакомец с фотоаппаратом. Что же, ничего удивительного в этом нет. Я понимал, что незаконченную историю о Витальке и Борисе печатать не стану, поэтому понемногу выдергивал из нее разные детали и эпизоды, когда работал над другими вещами. Так было, кстати, и с другими незаконченными рукописями, я уже упоминал об этом. Читатель, у которого хватит интереса и терпения прочитать эти воспоминания о недописанных ранних повестях, может встретить здесь еще немало знакомого. Оно и понятно: у многих авторов отложенные и заброшенные вещи служат чем-то вроде кладовки, из которой иногда можно выудить что-то полезное…
Итак, продолжаю…
Виталька не ответил на улыбку.
«Представитель человечества» — это звучало здорово.
— Каждый человек — представитель?
— Разумеется, — сказал Борис.
— И я?
— Конечно.
«Может быть, я не такой уж и трус, — подумал Виталька. — Когда все прыгали с шестом с забора на крышу гаража, я ведь тоже прыгнул. А Муха не прыгнул. И Машка с Любочкой не прыгнули».
Виталька решительно отодвинул сумку и выпрямился на скамейке.
— Ладно, снимайте. — Он пригладил волосы и сложил на коленях руки.
У Бориса сморщилось лицо
— Зачем ты так… Сиди как сидел. Я тебя не для паспорта снимаю. И вообще забудь пока про меня, я скажу когда надо. Мне еще пленку сменить придется…
Он резко поднялся и отошел к тополю.
Некоторое время Виталька следил, как Борис возится с аппаратом. Потом устроился поудобнее, дотянулся сандалией до песка и начал рисовать на нем часы. Он уже вычертил круг и одну стрелку, когда услышал легкий треск: словно неподалеку наступили на пустой спичечный коробок. Виталька повернул голову. Борис опускал аппарат.
— Всё, — сказал он.
Виталька немного обиделся: зачем было спрашивать, если все равно щелкнул украдкой. Борис это заметил.