Ответный удар - Гарри Тертлдав

Дэниелс издал победный крик кугуара, который его прадеды называли кличем повстанцев. Дом, в котором он прятался вместе с Люсиль Поттер, теперь прекрасно проветривался, но его вопль гулким эхом отразился от стен. Он повернулся к Люсиль и обнял ее — на сей раз с самыми серьезными намерениями: Остолоп поцеловал ее и крепко прижал к себе.

Как и в том случае, когда он умудрился поджечь танк ящеров при помощи бутылки с эфиром, она не стала вырываться, но и не ответила на его поцелуй.

— Что с вами? — прорычал Дэниелс. — Я вам не нравлюсь?

— Вы прекрасно знаете, что очень даже мне нравитесь, Остолоп, — спокойно ответила она. — Вы хороший человек. Но из этого вовсе не следует, что я хочу с вами спать — или с кем-нибудь другим, если уж на то пошло.

В свое время Остолоп совершил немало поступков, которые доставили ему удовольствие — далеко не всеми из них он потом гордился. Насилия по отношению к женщине, которая четко и ясно заявила, что не заинтересована в любовных утехах, он не совершал никогда. Остолоп так огорчился, что с трудом подбирал слова.

— Но… почему бы… и нет? Вы очень симпатичная леди, и не похожи на женщин, у которых не осталось…

— Вы правы, — сказала она, и на ее лице появилось сожаление, что она с ним согласилась.

— Боже мой, — пробормотал Остолоп. За свою долгую жизнь, полную путешествий по Соединенным Штатам, он видел такое, о чем многие и не слыхивали. — Только не говорите мне, что вы одна из тех… как их называют — лиззи, кажется?

— Да, что-то в этом роде. — На лице Люсиль появилось выражение опытного игрока в покер, который блефует, имея на руках неполный флеш. — Ну, Остолоп, а если и правда?

Она не сказала «да», но и не стала ничего отрицать, лишь ждала его реакции. А Дэниелс не знал, что ответить. Ему приходилось сталкивался с гомосексуалистами, но сейчас, когда речь шла о женщине, которая ему по-настоящему нравилась, он не мог ей поверить, тем более после нескольких тяжелых месяцев войны — неужели она и в самом деле такое странное существо, почти столь же чуждое, как ящеры… Остолоп испытал настоящее потрясение.

— Не знаю, — наконец, ответил он. — Обещаю, что буду помалкивать. Мне совсем не хочется потерять такого хорошего врача, как вы.

Люсиль изрядно удивила его, когда быстро поцеловала в щеку. Однако уже в следующее мгновение на ее лице появилось смущение.

— Мне очень жаль, Остолоп. Я не хотела вас дразнить. Но вы были так добры ко мне. Если я хорошо делаю свое дело, то какое значение имеет все остальное?

В голове у Дэниелса пронеслись слова вроде противоестественный и извращенец. Однако он уже не раз имел возможность убедиться, что Люсиль можно доверять — она спасала его солдатам жизнь.

— Не знаю, — повторил он.

В это время ящеры начали снова обстреливать Дэнфорт — вероятно, хотели помешать «шерманам» выдвинуться к югу. Остолоп никогда бы не поверил, что обстрел его обрадует, но сейчас именно так и произошло.

* * *

Лю Хань ненавидела ходить на рынок. Люди смотрели на нее с нескрываемым осуждением и шептались, как только она отворачивалась. Никто ее и пальцем не трогал — маленькие чешуйчатые дьяволы могущественные защитники — но ее постоянно преследовал страх.

Маленькие дьяволы тоже часто ходили на рынок. Они были меньше ростом, чем люди, но никто к ним близко не подходил. Часто получалось, что на рынке только рядом с чешуйчатыми дьяволами не толпился народ.

Ребенок пошевелился в животе Лю Хань. Теперь даже свободная блуза не скрывала ее беременности. Лю Хань не знала, что и думать о Бобби Фьоре: грусть из-за того, что он исчез, и тревога за него мешались со стыдом, когда она вспоминала о том, как чешуйчатые дьяволы заставили их быть вместе. Вдобавок, она забеременела от иностранного дьявола.

Лю Хань попыталась забыть о своих проблемах, погрузившись в неумолчный шум рынка.

— Огурцы! — торговец вытащил два огурца из плетеной корзинки — длинные и изогнутые, точно змеи.

Рядом другой продавец расхваливал достоинства змеиного мяса.

— Капуста!

— Замечательная красная редиска!

— Свинина! — Человек, продававший большие куски мяса, был одет в шорты и расстегнутую на груди куртку.

Блестящий коричневый живот колыхался в такт крикам и удивительно напоминал его товар.

Лю Хань остановилась между его прилавком и соседним, на котором продавались не только цыплята, но и веера, сделанные из куриных перьев, приклеенных к ярко раскрашенному роговому каркасу.

— Ну, решайся на что-нибудь, глупая женщина! — закричал на нее кто-то.

Лю Хань не обиделась; кричавший ничего не имел против нее лично.

Лю Хань подошла к прилавку торговца цыплятами. Прежде чем она успела открыть рот, он негромко проговорил:

— Обратись к кому-нибудь другому. Я не беру деньги собак, которые бегают на поводке у чешуйчатых дьяволов.

«Коммунист», — с тоской подумала Лю Хань, и неожиданно разозлилась.

— А если я скажу чешуйчатым дьяволам, кто ты такой? — резко ответила она.

— Ты не вдовствующая императрица, чтобы вселять в меня страх словом, — парировал он. — Если ты так поступишь, я успею исчезнуть прежде, чем меня схватят — а если нет, о моей семье позаботятся. Но если ты начнешь петь, словно на сцене пекинской оперы, обещаю, ты горько пожалеешь о своей глупости. А теперь, проваливай отсюда.

И расстроенная Лю Хань пошла прочь. Даже то, что ей удалось купить свинины по хорошей цене у типа с голым брюхом, не улучшило ее настроения. Как и крики продавцов, расхваливавших янтарь, тапочки с изогнутыми носами, ракушки, кружева, вышивки, шали и сотни других вещей. Маленькие чешуйчатые дьяволы были к ней щедры: почему бы и нет — ведь они хотели узнать, как здоровая женщина рожает ребенка. Впервые в жизни Лю Хань могла получить почти все, что захочет. Однако она не чувствовала себя счастливой.

Мимо пробежал маленький мальчишка в лохмотьях.

— Собака на поводке! — прокричал он Лю Хань и исчез в толпе прежде, чем она успела разглядеть его лицо.

Она запомнила его презрительный смех — но больше ничего она не смогла бы рассказать чешуйчатым дьяволам, если бы решила сделать такую глупость.

Ребенок снова пошевелился. Каким он вырастет, если даже уличные мальчишки презирают его мать? У нее на глазах выступили слезы — теперь Лю Хань часто плакала.

Она направилась к дому, выделенному им с Бобби Фьоре чешуйчатыми дьяволами. И хотя он оказался гораздо лучше хижины, в которой Лю Хань жила в своей деревне, он представлялся ей таким же пустым и неуютным, как сверкающая металлом камера в самолете, который никогда не садится на землю. Впрочем, на этом сходство не заканчивалось. Как и металлическая камера, хижина была клеткой, где чешуйчатые дьяволы держали ее в качестве объекта для изучения.